доставить вас туда.
Оливер задумчиво изучал потолок. Наконец, решив что-то, он подался вперед и нажал кнопку переговорного устройства:
— Отмените все сегодняшние заседания.
Яхта действительно стояла у причала. Все матросы были арабами.
— Рады видеть вас в добром здравии, мистер президент, — приветствовал тот араб, которого Оливер заметил на приеме, Али-аль-Фулани. — Пожалуйте на борт.
Не успел Оливер подняться по сходням, как араб дал знак рулевому и яхта начала медленно разворачиваться.
— Нам лучше спуститься вниз.
Точно. Где его можно спокойно убить или еще лучше — похитить. Нужно же было сотворить такую глупость! Может, именно в эту минуту началась война с Израилем, а президента лишили возможности нанести ответный удар! Какого дьявола он позволил Тейгеру втянуть себя в это дерьмо?
Ничем не выдавая, однако, волнения, Рассел спустился в роскошный салон, обставленный в восточном стиле. Двери охраняли четыре великана-араба. При виде Оливера с дивана поднялся представительный незнакомец…
— Мистер президент, — объявил Али-аль-Фулани, — позвольте представить вам его величество Хамада, короля Аджмана.
Мужчины обменялись рукопожатиями.
— Спасибо, что согласились приехать, мистер президент. Хотите чаю?
— Нет, спасибо.
— Надеюсь, вы убедитесь, что не зря потратили время, мистер президент, — начал король. — Много тысячелетий дипломатам было трудно, если не невозможно, навести мосты между разделявшими нас проблемами и воззрениями — философскими, языковыми, религиозными, культурными, словом, всем тем, что стало причиной бесчисленных войн в этой части света. Если евреи захватывают палестинские земли, это никого не касается в Омахе или Канзасе. Если взрывают синагогу в Иерусалиме, жителям Рима или Венеции это совершенно безразлично.
Интересно, куда он клонит? Собирается таким способом предупредить о неминуемом столкновении?
— Единственная часть света, страдающая от непрестанной бойни и кровопролития на Ближнем Востоке, это сам Ближний Восток. Пора положить конец этому безумию.
«Начинается», — подумал Оливер.
— Главы арабских стран и меджлис уполномочили меня сделать вам предложение.
— Какого рода?
— Восстановление мира на Ближнем Востоке.
— Мира? — удивился Оливер.
— Мы хотим заключить мирный договор с вашим союзником Израилем. Эмбарго, наложенное вами на Иран и другие арабские государства, уже обошлось нам в миллиарды долларов. Мы собираемся положить этому конец. Если ООН согласится стать посредником, арабские страны, включая Иран, Сирию и Ливию, согласны сесть за стол переговоров.
Ошеломленный Оливер не сразу сумел найти слова.
— Вы делаете это потому, что…
— Заверяю вас, отнюдь не из любви к Израилю или Америке. Это в наших интересах. Слишком много наших сыновей гибнет в этой бессмысленной бойне. С нас довольно. Мы желаем спокойно продавать свою нефть. Конечно, если нас вынудят, мы вступим в войну, но предпочли бы мир.
Оливер с трудом перевел дыхание.
— Если не возражаете, я бы выпил чаю.
— Жаль, что вас там не было, — рассказывал он позже Питеру Тейгеру. — Это просто невероятно! Они готовы воевать, но не хотят. Вот уж истинно восточный прагматизм! Подсчитали, что терпят огромные убытки, и хотят без помех продавать нефть.
— Ну и ну! — покачал головой Питер. — Когда начнутся мирные переговоры, вы станете настоящим национальным героем.
— И я могу действовать самостоятельно, не обращаясь к конгрессу, — добавил Оливер. — Нужно срочно поговорить с премьер-министром Израиля. Мы поможем ему примириться с арабами. Не поверите, Питер, но сначала я был твердо уверен, что меня похитили.
— Ну уж нет! — заверил Питер. — Я приказал подводной лодке и вертолету следовать за яхтой.
— В приемной сенатор Дэвис, мистер президент. Извиняется, что не договорился о встрече, но дело, по его словам, не терпит отлагательств, — сообщила секретарь.
— Попросите следующего посетителя немного подождать и зовите сенатора.
В Овальный кабинет ворвался Тодд. На нем лица не было.
— Какой приятный сюрприз, Тодд! Случилось что-нибудь?
— Нет, все в порядке, — процедил сенатор, усаживаясь. — Просто подумал, что нам стоит поговорить, Оливер.
— Сегодня у меня очень занятой день, но для вас…
— Всего несколько минут. Случайно столкнулся тут с Питером. Он рассказал о твоих арабских похождениях.
— Правда, здорово? — расплылся в улыбке Оливер. — Кажется, у нас впервые появилась возможность установить мир на Ближнем Востоке.
Он ударил кулаком по столу.
— После стольких лет! Вот почему мое правление войдет в историю, Тодд!
— Ты все хорошенько обдумал, Оливер? — зловеще тихо спросил сенатор.
— Что? О чем вы?
— Мир — это прекрасно, но ты не сознаешь, сколько осложнений он несет с собой. И прежде всего — финансовых. Воюющие страны закупают у Америки вооружения на многие десятки миллиардов долларов. В мирное время никто не истратит на это ни цента. Кроме того, поскольку на иранскую нефть наложено эмбарго, цены повышаются, и Америка получает дополнительные прибыли.
— Тодд, — не веря своим ушам пробормотал Оливер, — но такой шанс выпадает раз в жизни!
— Не будь наивным, Оливер. Если бы мы действительно захотели, могли бы и без тебя легко добиться мира между евреями и арабами. Израиль — крохотная страна. Любой из твоих предшественников сумел бы заставить Израиль договориться с арабами, но все предпочитали сложившееся положение. Не пойми меня неправильно, я ничего не имею против евреев и работаю с ними бок о бок в сенате.
— Неужели вы…
— Повторяю, Оливер, открой же глаза. Мирный договор просто не в интересах нашей страны. Я запрещаю тебе всякие переговоры в этом направлении.
— Но я должен!
— Ты? Не смеши меня, Оливер! Будешь делать то, что велят! Не забывай, кто посадил тебя в это кресло!
— Тодд, вы можете не считаться со мной, — спокойно возразил Оливер, — но, по крайней мере, уважайте мою должность. Кто бы ни посадил меня сюда, я пока еще президент этой страны.
Сенатор Дэвис вскочил и угрожающе навис над зятем.
— Президент?! Гребаная надувная кукла! Моя кукла, ясно? И будешь выполнять, что велено. Твое дело не отдавать приказы, а выполнять!
Оливер все так же невозмутимо вгляделся в Дэвиса.
— Интересно, сколько нефтяных промыслов у вас и ваших друзей?
— Не твое собачье дело! И если посмеешь ослушаться меня — тебе конец! Слышал? Не забывай, кто здесь правит бал! Даю тебе двадцать четыре часа, чтобы образумиться.
За ужином Джан встревоженно заметила:
— Отец просил меня поговорить с тобой, Оливер. Он очень расстроен.
Значит, придется рассориться и с ней.
— Он рассказал, что произошло.
