Он вопросительно взглянул на Клаудиу, кивнул.
— Можно позвонить?
— Конечно. Телефон на секретере.
Маркус оставил дверь в кабинет открытой, и Клаудиа слышала в ванной комнате, как он набрал номер и попросил профессора Бервальда.
Как ужасно она выглядит! Бледная, заплаканная. Быстро наложила перед зеркалом немного макияжа, прошлась гребнем по волосам. Все еще недовольная своим внешним видом, подкрасила веки, провела карандашом острые штрихи у глаз и снова критически оглядела себя в зеркале.
Большего при всем желании не добьешься…
Когда она вошла в кабинет, Маркус как раз нажал на рычажок, но трубку не положил. Под его вопросительным взглядом она покраснела — не заметить веселых искорок в глазах Маркуса она не могла. Клаудиа готова была отхлестать себя по щекам за свое женское тщеславие.
— Извини, но часть разговора я слышала. Что с Вечореком? Я думала, рана не из числа опасных.
— Я тебе попозже все объясню, — он указал на телефон. — Можно, я позвоню еще раз?
Маркус набирал нужный ему номер, а она принялась бессмысленно переставлять стоявшие на курительном столике предметы. Хотя могла бы подобрать валявшиеся повсюду игрушки Биргит.
— Говорит капитан Маркус. Мой коллега еще у вас? Да! Попросите, пожалуйста, его к телефону… Разумеется, можете жаловаться… Да… Благодарю. — Он взглянул на Клаудиу и шепотом ответил на ее немой вопрос: — Вондри.
Клаудиа присела, но через секунду снова встала, принесла пепельницу и сигареты. Без всякой видимой причины ощутила вдруг необъяснимую досаду, раздражение.
— Что у вас, Штегеман?
Последовал подробный рассказ, который Маркус выслушал, не изменившись в лице.
— Я слышал, — прервал Маркус, — будто он строит за городом бунгало… Что?.. Вам это было известно… И что?.. — Он недовольно покачал головой. — Ладно, тогда заканчивайте. Встретимся со всеми интересующими нас персонами завтра в девять утра в управлении. Да, и Крибель тоже! — Он забарабанил кончиками пальцев по секретеру, кивнул: — Это правильно, жаль малышку. Это был настоящий шок для нее. Благодарю. Всего хорошего…
Клаудиа с таким напряжением вслушивалась в обрывки разговора, пытаясь понять, о чем идет речь, что вздрогнула, когда Маркус положил трубку.
— На Вечорека напали вторично, — объяснил он. — Он появился в театре, забежал за новогодним подарком для невесты. И вот уже примерно два часа как он на операционном столе. Профессор к телефону не подходит. Нам остается только ждать и надеяться.
— Какой ужас, неужели этому конца не будет? — Клаудиа прикусила сустав пальца, чтобы не расплакаться. — Сначала Эберхард, теперь осветитель. Кто этот человек, у которого поднялась рука?.. И почему?..
— Это мы скоро узнаем… А сейчас успокойся… прошу тебя, сядь! Скажи, ты после полудня была дома?
— Да, нарядила елку, прибрала в квартире. Пусть ребенок хоть на Рождество порадуется. — Она подняла на него глаза, наморщила лоб. — Но почему ты спрашиваешь?
— Клаудиа, я должен расследовать дело об убийстве… а, может быть, о двух разных убийствах. Мы обязаны знать, где в определенное время находился каждый член труппы. Хотя… — Он силился улыбнуться. — В данном случае в алиби никакой необходимости нет. Но ты можешь помочь нам! Кто подтвердит, что ты все время после обеда провела дома?
— Народу здесь побывало множество… и коллеги из театра, и соседи по дому с выражением соболезнования… Это общее желание посочувствовать и помочь мне уже действует на нервы.
— Будь благодарна людям!..
— Так что тебе еще нужно? — оборвала она его.
— Побеседовать с тобой. О Вестхаузене, например.
— Ах, о нем, — она сразу поскучнела. — Бедолага он, судьба обошлась с ним не слишком-то милосердно. Сначала лишила любимого дела, а потом — жены.
— Знаю, знаю. Известно мне и то, что человек он слабый, безвольный, легко поддающийся влиянию, вконец издерганный… Но какого ты лично мнения о нем? Не было ли каких-нибудь странностей в его поведении, особенно в самое последнее время?
Она пожала плечами, подняв голову, посмотрела на него широко раскрытыми глазами.
— Ты ведь не считаешь, что…
— Нет, нет… А ты, как ты считаешь — способен он убить человека?
— Ни в коем случае! Но в одном я уверена: он пошел бы на самые крайние шаги, лишь бы его жена и Вондри расстались… Понимаешь, он до сих пор обожествляет ее…
Сама не зная почему, она умолкла, и краска начала понемногу заливать ее бледные щеки. Как Кристиан смотрит на нее! Неужели она сказала какую-то глупость? Она почувствовала, как все лицо горит.
— Почему ты не продолжаешь?
Нет, наверное, она ошиблась. Голос у него совершенно спокойный, ровный. Она обиженно поджала губы.
— Так в чем же дело?
— Просто я хотела сказать, что Вестхаузен простил бы Эльке все на свете, лишь бы она ушла от Вондри.
— Согласен! Но что, к примеру, мог предпринять он сам, чтобы их разлучить?
— Я тебя не понимаю.
— Ну, ты ведь сама заговорила об этом.
— Ничего определенного я не подразумевала.
— Вот как… — Маркус вздохнул. Вид у него был разочарованный. — Выходит, ничего особенного за Вестхаузеном в последнее время не наблюдалось?
— Не совсем так. — Она закурила. — Я полагала, как и большинство из нашей труппы, будто Вестхаузену об отношениях его жены с Вондри ничего не известно. Вчера, после обсуждения репетиции, когда я шла через сцену, меня обогнал Вондри. А Вестхаузен, стоявший у ассистентского пульта, посмотрел ему вслед с таким видом… с такой ненавистью и презрением, что мне сделалось не по себе. И лишь потом, на лестнице, я отчетливо поняла: Вестхаузен все знает.
— Да, верно, — кивнул Маркус. — По некоторым данным, он даже тайком выслеживал ее. Кстати, раз мы упомянули о Вондри, скажи, какого ты о нем мнения?
— Это вопрос посложнее, — Клаудиа несколько расслабилась. — Лично мы с ним практически незнакомы — разве что сидели рядом на банкетах после премьер или загородных экскурсиях труппы. Даже во время перерывов в репетициях редко общались. Он предпочитал балерин. Сам понимаешь, в театре без сплетен не обходится. Поговаривали, будто он спекулировал антиквариатом и редкими автомобилями, так называемыми «олдтаймерами». Какие-то делишки у него с осветителем Крибелем. Ходят слухи, будто тот помогает Вондри строить бунгало — и не только в качестве электрика. — Глубоко затянувшись несколько раз, загасила сигарету в пепельнице. — Ты ведь об этом бунгало упоминал по телефону?
— Что это значит — «не только в качестве электрика»?
— Стройматериалы!
— Из театра?
— Так утверждают — хотя никто их за руку не схватил.
А что, если Вечорек что-то такое заметил, и поэтому…
— Тебе бы криминалистом стать, — похвалил Маркус. — Мы тоже так подумали. — Пододвинув стул поближе, он сел на него верхом, склонил голову набок. — Как ты считаешь, Вондри умен?
— Не сказала бы. Скорее ловок, по-крестьянски хитер и дьявольски тщеславен. Мы часто подшучиваем над ним. Например, когда ему на примерку костюма требуется больше времени, чем любой из нас, женщин. И как же он потом щеголяет в этих новых одеяниях — мир, мол, не видел подобного красавца!
