«Юрген» Джеймса Бранча Кебелла. Читал потому, что она считалась непристойной. Ее герой говорил: «Меня зовут Юрген, и я вкушаю каждого вина только раз». Бедный Кебелл, опьяненный славой («Скажите этому сброду, что Кебелл я отроду», – изрек он с высоты своего надменного величия, которое ему казалось непреходящим), бедный Кебелл, мертвый, сброшенный со счетов, забытый еще при жизни, он мог бы сейчас найти утешение в том, что много лет спустя целое поколение людей руководствуется губительным девизом его героя, вкушая каждого вина только раз, каждого наркотика, каждого политического убеждения, каждого мужчины и каждой женщины – только раз.
Энн кивнула на удалявшиеся огоньки машины.
– Может, это помогло бы кое в чем разобраться.
– В чем именно?
– В том, что такое любовь, например.
– Разве любовь нуждается в анализе?
– Конечно. Ты так не считаешь?
– Нет.
– Счастливый ты, если действительно так думаешь. По-твоему, у них роман?
– У кого? – спросил Крейг, хотя и догадывался, кого она имеет в виду.
– У Гейл и Йена Уодли.
– Почему ты спрашиваешь?
– Сама не понимаю. Они так держатся друг с другом… словно между ними что-то есть.
– Нет, – сказал он. – Не думаю. «Сказать по правде, я просто отказываюсь так думать», – решил он.
– Она холодная, эта Гейл, да? – спросила Энн – Я уж теперь не знаю, что люди понимают под холодностью – Она очень самостоятельна. Ни от кого не зависит, красивая, но не на это делает ставку. Конечно, я познакомилась с ней только сегодня и могу ошибаться, но мне кажется, она умеет заставить других поступать так, как хочет она.
– По-твоему, она хотела, чтобы Уодли вел себя как дурак и кончил тем, что его вывернуло наизнанку?
– Возможно. Косвенным образом. Она за него беспокоится и потому хотела, чтобы он сам видел, в каком оказался тупике.
– По-моему, ты ее ценишь выше, чем она стоит.
– Возможно, – согласилась Энн. – И все же хотела бы я быть такой, как она, – холодной, гордой, знать, чего я хочу. И добиваться своего. Добиваться, не идя ни на какие сделки. – Энн помолчала немного, потом спросила:
– У тебя с ней роман?
– Нет, – ответил он. – Почему ты спрашиваешь?
– Просто так, – небрежно бросила она и поежилась. – Холодно стало. Хорошо бы поскорее прийти в отель и лечь спать. День был такой долгий.
Но когда они вернулись в отель, она решила, что спать еще рано, и поднялась к нему в номер выпить немного на сон грядущий. Кроме того, она вспомнила, что должна взять у него рукопись.
«Если Гейл постучится сейчас в дверь при Энн, – с усмешкой подумал Крейг, наливая в стаканы виски с содовой, – получится неплохая семейная вечеринка». Он открыл бы ее такими словами: «Гейл, Энн хочет задать вам несколько интересных вопросов». И Гейл, наверно, ответила бы на них. Со всеми подробностями.
Когда он подал Энн виски, она все еще разглядывала титульный лист рукописи.
– Кто этот Малколм Харт? – спросила она.
– Мой знакомый по армии. Он погиб.
– А мне казалось, ты говорил, что сам написал сценарий.
– Верно. – Он пожалел, что по пути из аэропорта проговорился. Теперь придется объяснить.
– Тогда почему же здесь стоит фамилия другого человека?
– Считай, что это nom de plume.[30]
– Зачем тебе nom de plume?
– Деловые соображения, – сказал он. Она скорчила гримасу.
– Ты стыдишься своей работы?
– Не знаю. Пока еще не знаю.
– Не нравится мне это. Тут что-то не то.
– По-моему, ты слишком строга. – Ему было неприятно, что разговор принял такой оборот. – Это же давняя, почтенная традиция. Был такой писатель – и довольно хороший – Самюел Клеменс, который подписывал свои книги «Марк Твен». – Крейг видел по лицу Энн, что не убедил ее. – Скажу тебе откровенно: все это – от неуверенности. Или еще проще – от страха. Никогда раньше я не писал и не имею ни малейшего понятия, хорошо или плохо у меня получилось. Пока я не выясню мнение других, я чувствую себя в большей безопасности, скрываясь под чужим именем. Это ты можешь понять?
– Могу. И все же считаю это неправильным.
