Назад к Мафусаилу

Бердж-Лубин. Даже не удивляетесь? Полно! Никогда ничему не удивляться — ваша обычная поза, Конфуций. Но если вас не удивляет и это, вы — не человек.

Конфуций. Это потрясло меня, как взрыв потрясает того, кто заложил заряд и поджег шнур. Потрясло, но не удивило, потому что, занимаясь философией и эволюционной биологией, я пришел к выводу о неизбежности подобного развития. Не подготовь я себя к тому, чтобы уверовать, никакие кинохроники, никакие красивые речи ничего бы мне не доказали. А теперь я верю.

Бердж-Лубин. А дальше что, черт побери? Каков наш следующий шаг?

Конфуций. Следующий шаг делать не нам. Его сделают архиепископ и женщина.

Бердж-Лубин. Вы имеете в виду их брак?

Конфуций. Кое-что поважнее. Они совершили колоссальное открытие, установив, что они не одни такие на свете.

Бердж-Лубин. По-вашему, есть и другие?

Конфуций. Должны быть. Каждый из них считает, что чудо произошло только с ним. Но теперь архиепископ узнал правду. Он поведает ее долгожителям в выражениях, понятных только им. Он объединит их и организует. Они стекутся к нему со всех концов земли. И станут огромной силой.

Бердж-Лубин (слегка встревоженный). Неужели? Впрочем, вполне вероятно. Пожалуй, Барнабас был прав, и нам следует вмешаться.

Конфуций. Мы не властны этому помешать. Да в глубине души и не хотим: Жизненная сила, породившая эту перемену, парализует наше сопротивление, если мы окажемся настолько безумны, что попробуем сопротивляться. Но мы не попробуем: ведь и вы, и я тоже можем оказаться в числе избранных.

Бердж-Лубин. Да, это нас остановит. Но как же быть, черт побери? Сделать-то ведь что-нибудь надо.

Конфуций. Посидим, помолчим и подумаем, какие у нас перспективы.

Бердж-Лубин. Честное слово, вы правы! Давайте подумаем.

Сидят и думают. У китайца это получается естественно, у президента — нарочито и с видимым усилием: он словно впивается глазами в будущее. Внезапно раздается голос негритянки.

Негритянка. Господин президент?

Бердж-Лубин (радостно). Да, да. (Хватает вилку.) Вы из дому?

Негритянка. Нет. Омега, ноль, икс в квадрате.

Президент торопливо сует вилку в коммутатор, поворачивает стрелку шкалы и нажимает кнопку. Экран темнеет, появляется изображение негритянки в роскошном туалете. Она стоит на чем-то, напоминающем мостик паровой яхты; вокруг в лучах солнца сверкает море. Коммутатор, через который она говорит, установлен рядом с нактоузом.

Конфуций (оглядывается и, вздрогнув от отвращения, вскрикивает). Ах! Прочь! Прочь! (Выбегает из кабинета.)

Бердж-Лубин. В каком вы месте побережья?

Негритянка. В бухте Фишгард. Почему бы вам не приехать сюда и не провести со мной вечер? Я решила наконец не быть такой недоступной.

Бердж-Лубин. Но ведь это же Фишгард! Двести семьдесят миль!

Негритянка. К вашим услугам экспресс Ирландской воздушной линии. Отправление в шестнадцать тридцать. В бухту вас парашютируют. Купание пойдет вам только на пользу. А я выловлю вас, обсушу, и мы замечательно проведем время.

Бердж-Лубин. Великолепно. Хотя и чуточку рискованно, правда?

Негритянка. Рискованно? Мне казалось, что вы ничего не боитесь.

Бердж-Лубин. Разумеется, не боюсь, но…

Негритянка (обиженно). Но это вас не слишком привлекает. Ну что ж!.. (Протягивает руку, собираясь выдернуть вилку из коммутатора.)

Бердж-Лубин (умоляюще). Нет, нет, подождите! Я вам все объясню. Не разъединяйтесь. Ну пожалуйста!

Негритянка (выжидательно держа руку на вилке) . Я слушаю.

Бердж-Лубин. Понимаете, до последнего времени я вел себя крайне легкомысленно, так как полагал, что при такой короткой жизни, как у меня, не стоит ни о чем беспокоиться. Но сегодня я узнал, что могу прожить… Ну, в общем, дольше, чем рассчитывал. Убежден, что ваш здравый смысл подскажет вам, насколько это меняет положение. Я…

Негритянка (с плохо скрытым бешенством). Я все поняла. Пожалуйста, не рискуйте ради меня своей драгоценной жизнью. Простите, что потревожила. Всего наилучшего! (Выдергивает вилку, экран гаснет.)

Бердж-Лубин (настойчиво). Нет, пожалуйста, не разъединяйтесь. Поверьте, я…

Долгие гудки.

Занято! Кому она теперь звонит? (Нажимает кнопку и командует.) Вызовите премьер-министра. Передайте, чтоб он вернулся и заглянул ко мне.

Голос Конфуция. Женщины нет?

Бердж-Лубин. Нет, нет, все в порядке. Зайдите на минутку, если…

Конфуций возвращается.

Конфуций, у меня важное дело в бухте Фишгард. Ирландская воздушная линия может парашютировать меня прямо на воду. Надеюсь, это абсолютно безопасно?

Конфуций. Абсолютной безопасности не бывает. Воздушная линия столь же безопасна, как любое другое средство сообщения. Парашют тоже. А вот море — нет.

Бердж-Лубин. Но почему? Разве меня не снабдят непотопляемым костюмом?

Конфуций. Вы не утонете. Но вода слишком холодна, и вы можете заработать ревматизм на всю жизнь.

Бердж-Лубин. На всю жизнь? Это меняет дело. Я отказываюсь рисковать.

Конфуций. Вот и прекрасно. Вы наконец приучаетесь к осторожности. Теперь вы уже не спортсмен, как у вас принято выражаться, а благоразумный трус. То есть почти взрослый человек. Поздравляю.

Бердж-Лубин (решительно). Пусть я трус, но даже ради прекраснейшей женщины на земле не обреку себя на вечный ревматизм. (Встает и снимает с крюка свой золотой обруч.) Я передумал. Еду домой. (Надевает обруч, лихо сдвинув его набок.) Всего хорошего!

Конфуций. Так рано? А что сказать министру здравоохранения, если она позвонит?

Бердж-Лубин. Скажите, пусть идет к черту! (Уходит.)

Конфуций (скандализованный грубостью президента, качает головой). Нет, нет и еще раз нет! Ох уж эти англичане! Вот она, примитивная юная цивилизация! Что за манеры! Свиньи! Форменные свиньи!