– Только не встречайтесь с ним наедине, – сказал Билли, восхищаясь дядиным спокойствием.
– Я готов встретиться с ним так, как он пожелает.
– Вы что-нибудь придумали?
– Возможно.
– Я бы на вашем месте все же отделался от той вещицы до его прихода. Бросьте ее в море.
– Нет, – задумчиво сказал Рудольф, – я думаю, этого не стоит делать. Она в ближайшем будущем может пригодиться.
– Желаю удачи.
– Увидимся на следующей неделе на фестивале в Канне. Я заказал для всех нас номера в отеле «Мажестик». Ты – в одном номере с Уэсли. Но при сложившихся обстоятельствах… – он усмехнулся, – придется поместить тебя на другом этаже.
– Вы все успеваете предусмотреть, – с сарказмом сказал Билли.
– Почти все, – ответил Рудольф.
Билли повесил трубку и, подойдя к стойке портье, сказал:
– Пожалуйста, запишите этот разговор на счет мистера Джордаха.
Уэсли не позвонил ни в этот день, ни на следующий. Зато позвонил адвокат из Антиба.
– У меня есть кое-какие новости, – сказал он. – Человек, к которому я намеревался обратиться по поводу вашего дела, в настоящее время сидит в тюрьме. Но через две недели он выйдет и вернется домой в Марсель. Я с ним свяжусь и сообщу ему, где он сможет вас найти.
– Я буду в отеле «Мажестик» в Канне, – сказал Рудольф.
– Извините за задержку.
– Ничего не поделаешь. Благодарю вас за труды. Я буду ждать звонка.
Ничего не поделаешь, подумал Рудольф, вешая телефонную трубку. Хороший заголовок для истории моей жизни. Ничего не поделаешь.
10
Рекламный агент «Комедии реставрации» напечатал статью о Гретхен – женщине, чья первая режиссерская работа должна была вместе с другими фильмами представлять американское киноискусство на Каннском фестивале. Поэтому, когда самолет Гретхен приземлился в аэропорту Ниццы, ее уже ждали фотографы. Они снимали, как Гретхен выходит из самолета, как встречается с Билли и Рудольфом. Гретхен крепко обняла и поцеловала сына, едва удерживаясь от слез.
– Сколько времени прошло, – прошептала она.
Билли был смущен проявлением материнских чувств в присутствии фоторепортеров и мягко, но решительно высвободился из объятий матери.
– Мама, – сказал он, – давай отложим эту семейную сцену на потом.
Ему вовсе не улыбалась перспектива появиться на страницах газет чуть не задушенным в родственных объятьях, независимо от того, пойдет ли такая фотография на пользу картине или нет.
Гретхен отступила, и ее губы плотно сжались в столь хорошо знакомую Билли тонкую холодную линию.
– Билли, – сказала она официальным тоном, – разреши мне представить тебя мистеру Доннелли, нашему художнику.
Билли пожал руку рыжебородому молодому человеку.
– Очень рад познакомиться, сэр, – сказал он. Еще один. Она никак не может от них отказаться. Он отметил, с каким покровительственным видом собственника Доннелли держал мать под руку, когда они проходили через небольшую толпу, образовавшуюся у выхода из таможенного зала. Во время этой встречи – первой за столько лет – Билли собирался быть нежным и чутким, но вид матери, как всегда красивой, в шикарном светло-голубом дорожном костюме, под руку с человеком не намного старше его самого, вызвал у него раздражение.
Однако ему стало стыдно, что он позволил этому чувству одержать верх. В конце концов, мать взрослый человек, и что она делает в свободное время и кого выбирает – это ее личное дело. Поэтому сейчас, идя с ней к машине, он нежно сжал ее руку, как бы извиняясь за недавнее замечание по поводу семейной сцены. Она удивленно взглянула на него, а затем радостно улыбнулась и сказала:
– Нас ждут чудесные две недели.
– Надеюсь. Мне не терпится поскорее посмотреть твою картину.
– Тем, кто ее видел, она как будто нравится.
– Мало сказать «нравится», – вмешался в разговор Рудольф. – Все просто в восторге. Мне уже предложили продать мою долю в картине со стопроцентной прибылью, но я отказался.
– Преданный братец, – весело сказала Гретхен, но тут же нахмурилась. – Руди, ты плохо выглядишь. У тебя такой вид, словно ты ночи напролет не спишь. В чем дело?
– Ни в чем, – смущенно рассмеялся Рудольф. – Наверное, слишком подолгу засиживаюсь в казино.
– Честно говоря, я огорчена, – сказала Гретхен, пока носильщик и шофер укладывали чемоданы в машину.
– Чем?
