– Пилберг говорил что-то о дроблении. Не зря же вы называете их двойниками? Может, они такие же, как мы?
– Такие же?… – Пол усмехнулся. – Спроси вон у Гуля, какие они. Он-то видел, как эти подонки вколачивали в меня пули. Ну, да вы еще насмотритесь на них. Помню, поначалу мы тоже все бегали, ползали по скалам, выход пытались искать, а как напоролись на них, так и перестали бегать. Угомонились.
– Нелепо все это, – капитан в задумчивости глядел вдаль.
– Кстати, вон на том гребне – не один ли из них?
Перевернувшись, Пол сгреб пятерней карабин, рывком высунулся из-за камней. Гуль тоже посмотрел в указанном направлении. Шагах в трехстах от них, на перевале торчала одинокая фигурка.
– Сюда бы мой бинокль, – пожалел Володя.
– Свои все здесь, так что бинокль ни к чему, – Пол осторожно выдвинул перед собой ствол карабина.
– Подожди! Мы же не знаем, чего он хочет.
– Что ты говоришь! – насмешливо произнес Пол. – Ей богу, я расплачусь, если попаду…
Карабин вздрогнул в его руках, по ушам хлестнуло выстрелом. Далекая фигурка на перевале покачнулась и упала.
– Зачем?! – глухо проговорил капитан. Лицо его побледнело. – Зачем ты это сделал?
Пол холодно улыбнулся. В узких щелочках его глаз играло злое пламя.
– Ты еще простишь мне этот грех, парень. И сам сумеешь ответить на свой вопрос, когда словишь от них парочку-другую пуль. А еще я скажу тебе вот что: мне плевать, кто это был. Здесь всюду одна видимость. Сомневаешься или нет, – стреляй. Зуул был хорошим парнем, но однажды ушел в горы и вернулся тронутым. Что-то Мудрецы сотворили с ним. Он нес такую околесицу, что пришлось спровадить его. Иначе он сманил бы за собой еще кого-нибудь. Доверчивость здесь не в почете, а он был чересчур доверчивым. Поэтому Мудрецы так легко справились с ним. А с двойниками у нас война. Тут уж все в открытую. так сказать, кто кого. Кроме того напомню тебе, что затем мы здесь и сидим, чтобы не подпустить к лагерю ни одной живой души. Для того и пароль каждый день меняем.
Володя пристально смотрел на говорившего. В некотором замешательстве перевел взгляд на Гуля, словно обращался к нему за поддержкой. Было видно, что ему тяжело и он не принимает сказанного Полом. Гуль молча пожал плечами. Чем он мог ему помочь? Он уже видел, как здесь убивают, и внутренне смирился с этим, хотя далось ему это непросто. Но, как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не лезут.
Пол однако по-своему объяснил их взгляды. И, шлепнув по прикладу винтовки, вздохнул.
– Ни черта вы, ребятки, еще не понимаете. Ни богу, ни дьяволу неведомо, что сотворила с нами эта тварь. Проф как-то болтал, что заглоти каракатица какое-нибудь кладбище, и по горам пойдут шастать полуистлевшие мертвецы. Что вы об этом скажете, а?… Укладывается это в ваших красивых головках? А если нет, так чего цепляться за старое?… – он повторно вздохнул. – Я-то знаю, что вам нужно. Один хороший оглушительный бой. На войне человек быстро взрослеет, – слыхали про такое? Это оттого, что он начинает соображать раз в десять быстрее. Вот и вы сообразили бы, что к чему.
– Я бы очень хотел этого, – тихо проговорил Володя, – сообразить, что к чему…
«Глупец! – Мысленно буркнул Гуль. – Сообразить что к чему…»
Отчего-то особенно остро почувствовалась разливающаяся под сердцем пустота. Трещинка, пролегшая между ним и Володей, ширилась, мало-помалу превращаясь в пропасть. Одиночество приближалось чеканной поступью.
Один. Совершенно один…
Подобно утопающему Гуль ухватился за последнее, что у него оставалось. Припомнив сегодняшний сон, попытался отчетливее прорисовать в памяти пруд, бамбуковую удочку и отца, но ничего не получилось. Этой своей насильственной попыткой оживить память он только испортил дело. Лиловый туман накрыл родные тени, завис над водой, пряча берега и пруд. Воображение предавало хозяина. Посреди знакомого пруда сами собой встопорщились скалы, а лицо отца на глазах менялось, становясь все более похожим на лицо Пилберга. Приветственно подняв руку, профессор язвительно улыбался.
– Ты хочешь увидеть меня, сынок? В самом деле?
Дрожащей ладонью Гуль поспешил прикрыть глаза. Видение погасло.
Глава 6
Ему снова снился дом. Он был в этом уверен. Иначе бы не возникло это теплое, полное сентиментальной неги чувство. Почему человек редко помнит сны? Наверное, чтобы жить…
Стоило Гулю оторвать голову от скатанного в валик полушубка, как дымчатой змейкой сновидения скользнули в глубину сознания и найдя там тайную прореху, вспыхнули серебристыми извивами и исчезли. Осталась лишь слепая неосознанная радость, остался энергетический заряд, придающий тонус телу и душе.
Весь этот день Гуль был сильным. О чем-то небрежно заговаривал за обедом с Пилбергом, великодушно прощал Фергюсону все его колкости и даже в конце застолья решился немного поболтать с Милитой, хотя черные блестящие глаза смотрели, не моргая, со значением, – а сколько помнил себя Гуль, именно таких глаз он и боялся. В горле пересыхало после каждого слова, неловкие руки норовили сшибить со стола посуду, и все же он находил в себе силы вовремя кивать, произносить более или менее длинные фразы, сопровождая их улыбками и неуклюжими жестами.
Рядом с беседующими сидела подружка Трапа, Барбара. Она тоже о чем-то без конца тараторила, но Гуль никак не мог понять, о чем же она все-таки рассказывала. Всякий раз, когда ему приходилось бросать в ее сторону вежливые взгляды, что-то немедленно происходило со зрением. Впору опять было заподозрить местные оптические фокусы. Он видел вместо девушки белесое размазанное пятно с ехидными лепестками губ и зелеными светлячками глаз. Капризным ребенком взор тянулся к Милите, и тотчас видимое приобретало ясные очертания – ясные настолько, что у него перехватывало дыхание. К счастью, их вовремя разлучили. Иначе неизвестно, чем бы это все завершилось. Пилберг объявил очередную Охоту, и поселенцы с энтузиазмом включились сначала в ее обсуждение, а затем и подготовку.
В сущности вся подготовка заключалась только в тщательном осмотре оружия. Забирали практически весь боезапас колонии. Женщин оставляли в лагере с тремя винтовками. Долгих сборов здесь не знали. Все происходило стремительно, и вконец одурманенный Гуль пришел в себя только тогда, когда под предводительством Пилберга отряд из девятерых мужчин оставил территорию поселка, вторгшись в край гор и туманных сюрпризов.
Шли быстро, стараясь не шуметь, вытянувшись в неровную цепочку. Монти держал слово. Он обещал вывести людей точно на группировку Чена, и по мере продвижения охотники все больше убеждались в том, что местность он знает превосходно. Они почти не петляли.
Справа и слева тянулся все тот же однообразный ландшафт, и все же было ясно, что забрались они достаточно высоко. Постепенно отходя от внутреннего размягченного состояния, Гуль чаще начинал оглядываться. Они ни разу еще не спускались. Весь путь оказался сплошным подъемом. С запозданием он осознал причину возникшего беспокойства.
Сверхгравитация!..
Вот оно что! Профессор говорил как-то о физических размерах каракатицы – километра два в диаметре и пять-шесть в длину. Это совсем немного. Даже по земным меркам. Значит, подобно мухам, они двигались уже по вертикали!..
Гуль подумал о каменном далеком небе. Еще немного и, может быть, фрагментом этого самого неба станет их маленький шанхайчик. Он поневоле задрал голову. Кто там из них глядит сейчас вверх? Барбара или Катарина? А может, пышнотелая ленивая Жанна, одновременно питающая симпатии и к Ригги, и к маленькому Ферги? Интересно, что нашла она в последнем? Или в язвительности тоже кроется своя красота? Если привлекательна грубая и мохнатая сила, то почему бы не стать привлекательным ехидству? …
Гуль намеренно обошел имя Милиты стороной. Все, что было связано с девушкой, он оконтурил незримой чертой, превратив в подобие заповедника… Сзади его нагнал капитан.
– Ну и как? Что ты обо всем этом думаешь? – поинтересовался он.
Гуль искоса взглянул на него.
