? Вкусно, ? сказал он, не то спрашивая, не то утверждая, и, не дождавшись ответа, добавил: ? Ворованные.
Я на миг заколебался, Жунковский, тот даже отдернул руку, будто уколовшись об острое.
? Смотри, ? усмехнулся пацан, ? задело, значит, сытые. Что выкатил фары? Не приходилось шамать ворованные?
Я устыдился, неуверенно взял клубень, обжегся, перекинул несколько раз с ладони на ладонь.
? А ты, чистюля? ? пацан повернулся к Жунковскому - тот сидел, устремив взгляд куда-то в сторону. ? Шамай! Бесплатное!
? Я не чистюля, ? робко огрызнулся Жунковский.
? Разве у ворованного вкус отличается от неворованного? ? полюбопытствовал пацан.
Жунковский растерялся, робко взял картофелину.
? Там ее куча, ? пацан показал наверх, за склон лога, где располагались картофельные поля. Он пристально посмотрел на Жунковского, задержав взгляд на сорочке, на шортах ? Жунковскии смахивал на городского мальчишку довоенных лет из благополучной семьи, и только облупленный нос, цыпки на ногах делали его схожим со здешними пацанами. На незнакомце висело нечто среднее между халатом и плащом; захудалось халата-плаща, пятна грязи на лице, шее, руках и ногах ? все говорило, что пацан бродяжничал.
? Давайте знакомиться, ? предложил пацан. Он вытер руку о халат-плащ. ? Вы здешние?
? Ага.
? Я так и подумал. Ромка.
Назвал себя и я, следом, поколебавшись, покраснев,? Жунковскии.
? А в мешках что?
? Кизяки.
? А это? ? Ромка показал на стебель сурепки, торчавший за пазухой у меня. ? Шамовка?
Мы, очистив кожуру со стебля, угостили его, дружно захрумкали.
? Этого дерьма сколько хочешь, ? заключил Ромка, ? не пережуешь всего.
Но сурепка все же ему понравилась, похвалил он и чымылдык ? маленький сладкий клубень.
? Ты откуда? ? осмелился спросить Жунковский.
? Из войны, ? сказал Ромка, не задумываясь.
С тех пор, казалось, минула вечность, а в памяти из потаенных глубин, нет-нет да и чиркнет Ромкино 'из войны'. Произнес бы мужчина, бывалый солдат ? дело другое, но в том-то и речь, что сказано было пацаном.
? Где живешь?
? Везде, ? увидев на наших лицах нечто среднее между удивлением, недоумением и завистью, Ромка уточнил: ? Где придется.
Потом вытащил перочинный нож, предложил сыграть в 'ножичка', ловко подбросил нож ? тот вертикально вонзился в землю, бросил еще ? и снова удача, еще, еще... Приложил острие ножа к локтю, крутнул пальцем по тыльной части рукоятки ? нож, описав дугу, вонзился в землю, еще, еще. Нож пошел по кругу.
? Сегодняшние мои аппартаменты, ? щегольнул Ромка, нажав на 'аппартаменты'.
? Что? Как? ? заволновался я.
Жунковский, изготовившись крутнуть ножичек с колена, замер в ожидании ответа.
? Значит, спальная комната, ? Ромка небрежно показал примятую охапку сена под развесистым кустом шиповника.
? Не страшно.
? Это пусть нашего брата побаиваются.
? Ночью жутковато одному...
Ромка всем телом подался в сторону, сплюнул, от резкого движения распахнулся борт халата, обнажив голое тело, давно не знавшее мыла « он смутился, поспешно закутался, голос предательски задрожал.
? На спор ? могу переночевать на кладбище! ? он протянул мне руку.
Спорить ни я, ни Жунковский не стали, потому что не было и капельки сомнения в храбрости и решимости пацана.
Он завязал нож за веревочку изнутри халата.
? Мы принесем тебе поесть, ? сказал Жунковский.
? Шамовку, ? козырнул я.
? Тащите, если не жалко, ? согласился Ромка и, чуточку переждав, добавил на прощание: ? Я знаю место на побережье, там кизяков ? пропасть. Покажу.
В словах его почудилось неуклюже упрятанное: 'Пацаны, мне с вами хорошо ? не оставляйте, Бога ради, загляните...'
В тот же вечер, не утерпев, мы рванули в лог. Ромки в 'аппартаментах' не оказалось. Мы поднялись на кромку лога. Вязкая мгла зубчатыми краями на севере упиралась в небо, вызывая ощущение материальности: казалось, она медленно и неукротимо полезла на восток, увлекая за собой нас, смертных. Со стороны озера доносилось прерывистое и едва слышное 'ш-ш-ш' ? там сталкивались и умирали волны ? тьма казалась одушевленной.
? Ромка! ? позвал Жунковский. Прислушались ? тихо.
? Ромка! ? выкрикнули снова. И будто в ответ откуда-то снизу раздался громкий, короткий плач ребенка. Стало жутковато. Напряжение усиливало прерывистое пение деркача. Неподалеку затрещали кусты ? казалось, у избушки начинался шабаш нечистых сил. Мы сжали друг другу руки.
? Что это? ? спросил я, плохо скрывая страх. ? Не пойму, ? прошептал Жунковский.
? Страшно?
? Кто-то плакал.
? А может, мерещится. Сходим ? посмотрим?
? Пошли.
Держась за руки, мы двинулись вниз. Жунковский, подавляя страх, тихонько стал напевать ? я поддержал его; получился забавный дуэт. От избушки исходили, казалось, невидимые притягательные силы. Мы были в десяти-пятнадцати шагах от нее, когда тишину снова разорвал душераздирающий плач ребенка. Не сговариваясь, мы присели под кустом барбариса. Плач повторился еще и еще. Из оцепенения нас вывел голос Ромки.
? Пацаны! ? окликнул он негромко.
Мы вздрогнули, почудилось: голос раздавался из избушки и имел что-то общее со странными звуками.
? Пацаны, сюда, ко мне... ? Ромка вынырнул прямо перед носом, он привел нас в 'аппартаменты', усадил на ворох сена.
? Бегал за кукурузой. Ночью вернее. Только приловчился ? слышу, кричат. Не ждал вас сегодня, думал, потрепались языками ? ну и ладно.
? Держи, ? я протянул сверток с харчем.
? Тебе, ? протянул узелочек Жунковский.
? Что вы! ? искренне смутился Ромка. ? Штаны, что ли? И рубашка! Спасибо...
Мы рассказали о таинственных звуках.
? Испугались? ? рассмеялся Ромка.? Так то кошки! Слышите? ? Послышался знакомый плач.? Хотите посмотреть? ? Ромка потянул нас за рукав. ? Идемте!
Мы с опаской пошли к избушке, какие-то тени мелькнули в пустых оконных проемах. Румка чиркнул спичкой, и мы увидели на груде хлама, рядом с полуразрушенной печкой, сгрудившихся котят.
? Насмотрелись! Пошли назад!
Одичавшие кошки в заброшенной избушке стали темой долгой беседы. Ромка подробно рассказал о жизни небольшой кошачьей колонии: он жил здесь с неделю ? времени этого оказалось достаточно, чтобы вникнуть в мир лога, оказавшегося богатым событиями, чего мы с Жунковским не подозревали. Первые же
