? Он не урка.
? Кто же тогда?
? Хороший пацан,
? Знаю хороших. Видел. Хорошие, когда спят... а в кармане ? финка.
? Нет у него финки, ? поклялся я.
? Ладно, ? смягчился Садык, доставая кисет. Он скрутил цигарку, затянулся и наконец-то продолжил прерванное. ? Обшарили берег, думали ? веришь? ? что утонул. Кто-то видел тебя на озере в тот день. И лес обшарили, горы. И, веришь, уже стали поговаривать, мол, одного брата Бог взял, другого пожалел.
? Пожалел? ? не дошло до меня.
Садык секунду-другую глядел, что-то увязывая в уме, а потом расплылся:
? С тебя причитается ? суюнчу[5]: брат твой вернулся с войны.
? Мой?! Брат?! Разыгрываешь!
? Знаешь что... Иди ты!
Садык взобрался на сиденье, крутнул вожжами:
? Значит так. Жди меня здесь. Подвезу ? не успеешь очухаться.
Ромка воспринял весть с завидным достоинством. Он не стал ныть, не попрекнул ни единым словом.
? Слушай, Дауд, ? сказал он, выслушав меня, ? вот что: возвращайся.
? А ты?
? Что я? Двину дальше. Обо мне не беспокойся ? привычное дело. И теперь не пропаду. Жми, слышь, без оглядки. Не горюй.
? Напиши.
? Не люблю писать, да и не до писем будет на войне, ? сказал очень важно Ромка, но, передумав, добавил: ? Ну, если хочешь... ладно. ? После паузы и вовсе утвердился в решении: ? Договорились, по рукам, напишу.
Он ловко втиснулся в пароходную кутерьму, пробрался по трапу и, когда пароход стал отчаливать, помахал рукой. И я помахал, но осекся, обнаружив в руке сверток с едой: забыл отдать Ромке ? вот кому харч во сто крат нужнее!
Выехали по косогору на широкую приозерную террасу. Ехали неспешно, то и дело огибая топи и песчаные бугры. Садык сломал надвое яблоко и со словами 'Бог велит пополам делить' отдал вторую половину мне: когда с яблоком управились, завел длинную речь о доброте. Доброта означала щедрость, добрый человек тот, кто без колебания делится последним. Он, Садык, по его словам, даже страдал от доброты. Пример? А вот яблоко, съеденное только что. Боже, сколько страданий принесла Садыку его доброта! Признаться, мне было не до разглагольствований о добре и зле ? сердце, как Садыково яблоко, поделилось надвое, думал я о брате, пытался представить его, старался предугадать подробности приближавшейся встречи с ним: брат умывается, а рядом, на поленьях, лежит гимнастерка, ну конечно же, с металлическими кругляшками медалей; брат рубит дрова ? глухо разлетаются в стороны полешки ? рубить брат умел. Но вот и встреча ? на лице брата застывает изумление ? кино!..
Мысли разлетались, и я уже пытался представить Ромку на корме 'Советской Киргизии'... Рядом с Пароходной Тетей ? становилось одновременно и грустно, и завистно.
Запомнилось: Садык, прервав размышления о мире добра, где несомненным пупом был он, сделал длинную паузу, но не утерпел ? сошел с философских высот и обратился в самое себя. Он ткнул кончиком камчи сверток у меня на коленях, ловко приокрыв обертку, сказал извиняюще-жалостливым, почти просящим голосом:
? Брату везешь?
Намек спутника был понят правильно: я, поспешно спохватившись, поделился с Садыком содержимым свертка.
Я думал о Ромке, почему-то казалось, что тогда на окраине поселка мы с ним расстались навсегда.
В пути Садык рассказывал ? со слов своей матери, общавшейся по-соседски с моей мамой, ? подробности возвращения брата.
Объявился будто тот утром... Будто мама вышла за ворота проводить корову в стадо (оно, судя по клубам пыли над деревьями и окриками пастуха-горлопана, ожидалось с минуты на минуту), выгнала корову на улицу и так увлеклась делом, что в суете не обратила внимания на человека, примостившегося у дувала. Будто взглянула на него и отвернулась, рассеянно, по ее словам, подумала: вот удивительно, сидит, как ни в чем не бывало, незнакомый мужчина на чужой лавочке, обросший, в грязной, разодранной в клочья шинели, хотя на дворе в разгаре теплынь, с палкой в руке, с узелком. И в такую рань ? бродяга не бродяга, нищий не нищий, сумасшедший не сумасшедший.
? Мама, не беспокойся, иди, корову выгоню я... Услышав такие слова, старая не взяла в толк и, больше думая о своем, произнесла:
? Хочу, сынок, передать пастуху еду ? пусть повнимательнее поглядывает за коровой.
И осеклась. Со словами 'О аллах, не наваждение ли?' она будто подошла к мужчине, прошептала:
? Сынок, это ты? Не изменило ли мне зрение?
? Что с тобой, мама? ? пришел черед подивиться тому. ? Я, мама, я... Идите домой, а я дождусь пастуха.
Мама будто обняла моего брата, поцеловала в щеку и, все еще не веря в чудо, молвила:
? Сынок, милый, неужели вернулся? Какая радость!
? Мама, чему радуешься? Опомнись...
? Разве не видишь, радуюсь твоему возвращению. Как не радоваться, если ты вернулся с того света. Сколько времени от тебя не было вестей. Многие успели тебя похоронить. Но чуяло сердце, что жив ? и вот дождалась, ? говорила мама, целуя его. И лишь спустя минуту-другую ее будто осенило, она вгляделась в наивные и добрые глаза брата: радость стала затухать.
? И в самом деле сынок, не помнишь? Тебя много месяцев не было дома. Ты уехал на фронт ? не помнишь?
? Уезжал, и что? ? ответил брат, будто припоминая.
? Ничего, ничего, ? дошло до старой. ? Главное жив... здесь.
По словам Садыка, брата не то контузило, не то ранило в голову, он терял память, будто помнил он сиюминутное или же, напротив, отдаленное, главным образом, довоенное. Порою к нему возвращались неясные, смутные обрывки воспоминаний ? он будто вдруг рассказывал родным и знакомым о возвращении, странном плутании, будто вспоминал переулок с глиняными постройками, мальчишек, суетившихся на станции, ? те подбегали к дверям вагонов, наперебой предлагая купить жареную рыбу. Брат минутку- другую оцепенело глядел на чашу, которую держал бойкий парнишка-казах, на содержимое чаши, ломти рыбы. Память вырвала из провала именно эту чашу: не было сил уйти ? он глядел и глядел, до отупения.
? Дяденька солдат, берите рыбу!
? Дяденька солдат, не надо денег ? берите так ? не надо денег. Берите... ? парнишка едва ли не насильно вложил в руки брата несколько ломтей. Брат будто принял дар, но есть открыто при людях постеснялся, забрался в тамбур и только тут воровато и жадно прикончил еду. Были у него и другие воспоминания ? короткие, будто выхваченные вспышкой молнии: вот они сидели, прислонившись к стогу сена, а перед ним верхом на лошади стоял бородатый мужик... о чем-то расспрашивал милиционер... и еще что-то в этом роде. Конечно, из этих кусков составить целое было невозможно, подробности странствия его оставались загадкой...
ГЛАВА IV. МАЙОР МИЛИЦИИ РАХМАНОВ
