сожалению, это все.
Мы покинули территорию телецентра, медленно двинули по дубовой аллее вверх.
? В папке тетушкины бумаги, ? сказал Жунковский, опередив вопрос. ? Нереализованный очерк, разработки, ? а выждав паузу, продолжил: ? Я доволен, ее здесь уважали. Понимаю: об ушедших не принято говорить плохо, но все равно мне показалось, что тетушка не была балластом. Вот ведь и бумаги не выбросили, сохранили... Я доволен. Честное слово, доволен...
? Так и должно быть, ? поддерживаю я, а сам ловлю себя на мысли: 'Как погасил тетушкин след все остальное! Недогостит! Нет смысла назавтра заказывать фильм о шахтерах ? не до фильма ему!..'
? Ее любили, старик, ? повторил Жунковский еще, будто защищаясь. ? Мне было приятно об этом слышать...
ГЛАВА XI. РОМКА
Нет, не попал Ромка на войну! Напрасно я представлял его в военной амуниции ? воображение рисовало окопы, атаки, вылазки за 'языком' с непременным Ромкиным участием. Подумать только, все это время 'беглец' отсиживался в детдоме!..
Произошло вот что.
Не успел он сойти по трапу на рыбачинский пирс, пройти и с десяток метров, как шедшая рядом Пароходная Тетя ? жила она неподалеку, сразу за пирсом,? вдруг взяла его за руку.
? Какой грязненький! Небось, забыл, когда и умывался! ? заговорила женщина. ? Обнасекомился!..
Она сунула опешившему мальчику кусочек вонючего, самоваренного мыла, подвела к дверям бани и почти насильно затолкала его туда.
Он растерянно остановился на пороге: в помещении сгрудились мужики, женщины, дети. 'Мыться вместе?!' ? мальчик смутился, но, присмотревшись и увидев две очереди, мужскую и женскую, успокоился. На стене висело пожелтевшее зеркало. Ромка не утерпел, взглянул в зеркало недоверчиво: искоса, будто невзначай, и увидел себя с глубоко впавшими глазами, в засаленном, рваном по краям пиджаке; ему легко и нелегко было признать в зеркале себя, что-то подспудное мешало произнести: 'Я'.
Думается, не нужно было обладать особым воображением, чтобы, глядя в зеркало, увидеть себя мальчиком довоенной поры ? в белой матроске с синими поперек груди полосками... ? именно так выглядел Ромка, когда он в колонне школьников на перроне ждал заграничных гостей.
Надеялись, что поезд с иностранцами сделает короткую остановку, а тот, как-то медленно, словно раздумывая, проплыл мимо ? в окнах замелькали лица... Запомнился чернокожий у дверей тамбура ? в белой рубашке, в светлых брюках в крупную клетку, в клетчатой фуражке. Чернокожий поднял кверху руку с сжатой в кулак ладонью и прокричал громко, так, что его услышали все стоящие на перроне:
? Рот фронт! Рот фронт!
В тамбуре вместе с ним стояли еще трое-четверо ? все они вслед чернокожему вскинули вверх руки с сжатыми кулаками и тоже кричали. И лишь один из этой четверки, мужчина небольшого роста, стриженный под ежика, стоял молча, в зубах тот 'ежик' держал трубку, дымил, при этом умудряясь широко улыбаться.
? Рот фронт! ? догадался кто-то из представителей, а учительница, тетя Женя, заволновалась, повернулась к детям:
? Кричите: 'Рот фронт!' Раз, два, три, крикнули: 'Ро-от фро-нт!..'
Вдоль вагонов посыпалось нескладно россыпью:
? Рот фронт! Рот фронт! Рот фронт!..
И люди, прильнувшие к окнам вагонов, тоже что-то выкрикивали, махали, сжимали в приветствии кулаки. Тетя Женя вдруг споткнулась, едва не упала, обронила шляпу и громко рассмеялась, как бы приглашая других, но главным образом пассажиров необычного поезда, посмеяться ? те действительно смеялись, криками и взмахами руки приветствуя ее; кто-то из них даже пытался передать на ходу ей букетик цветов. Но опять же случилась неловкость: цветы посыпались на дощатый перрон. Минуту спустя шумы как обрубило 'Прощание славянки', музыканты растерянно завозились с трубами в ожидании команды, погасла улыбка на лице тети Жени... Мальчик, скорее чутьем, недетским, опережающим рассудок, проник в ситуацию, а возможно и в то романтическое, что взволновало тетю ? он принялся собирать цветы. Примеру его последовали и другие ребята. Тетя Женя, будто бы опомнившись, надела свою шикарную шляпу, улыбнулась вызывающе и белозубо, воскликнула:
? Ротфронтовцы, живо строиться!
И еще... На пять лет глубже. Ромка наклонился... осторожно раздвинул побуревшие прошлогодние листья, прикрывавшие сверху розоватый краешек грибной шляпки, и заорал:
? П-пап!
? Телячьи восторги! Ясно же! Говорил же: они прячутся здесь! Вот! ? торопливо, но вполголоса говорил отец.
А вот еще!
? Tс-с, ? отец прикладывает к губам палец, ? разбегутся.
? Разбегутся, ? перешел на шепот мальчик, и веря, и не веря словам отца. Оба они сидели на корточках. Отец снимал осторожно ножом слой листьев ? перед ним предстала грибная семейка, рядом ? еще, грибник в азарте, переусердствовав, стал на колени.
? Они не любят шумливых, ? отвечал он шепотом, ловко и очень аккуратно срезая грибы.
Они переходят на таинственный шепот:
? Т-ш-ш-ш...
? Ш-ш-ш.
? Ну-ка, где они? ? слышится за спиной голос тети Жени, она подходит с высоким сутуловатым парнем, о котором даже Ромке известно, что он инженер-путеец и что у них с тетей Женей складываются не совсем успешно какие-то 'шуры-муры'.
? Тс-с, ? точь-в-точь как отец, мальчик прикладывает к губам палец. ? Они не любят шума ? разбегутся.
~ А мы посмотрим, как побегут, ? с ходу входит в игру догадливая тетя. Она передает гитару инженеру, складывает рупором ладони и оглашает поляну веселым и громким 'Э-э-э-э-а-у-у-у!'
Мальчик весь во внимании: побегут или не побегут? Грибы продолжали стоять на своем месте. Тетя Женя заразительно засмеялась, инженер сдержанно улыбнулся, мама (она неподалеку раздувала очаг) пожурила тетю Женю ('Женя, перестань дурачиться...'), отец внимательно взглянул в глаза сына, пытаясь прочесть затаенное, сказал коротко:
? Пригодится.
Мальчик не понял суть слова, но поверил, что сказано оно было по поводу значительного, что отец не шутил. Потом тетя Женя настраивала гитару и негромко, перебирая струны, пела. Инженер, уставившись в землю и поигрывая прутиком, слушал. Мать раскладывала на скатерти снедь: хлеб, яйца, помидоры, курицу, бутылки и напитки, большую стеклянную банку с розовым морсом из лотка 'Мороженое-морс'...
? Худенький ? позвонки, что у трактора гусеницы. Тебе, мужичок, надо сначала отъесться, а уж потом думать о войне... Отоспись, а завтра утречком проводим. На фронт, прямехонько, ? говорила Пароходная Тетя, ставя на стол чугунок с дымящейся картошкой. ? Бери, не стесняйся, бесплатно... ? И в разговоре как бы мимоходом поинтересовалась: ? Ты чей, солдатенок? Откуда? Из детдома? Глядя на тебя этого не скажешь. Ведь приглядывают за вами, одевают... Ну-ка, мужичок, выкладывай, отчего не сложилось у тебя в казенном доме?..
