0494
ТАЙНА
Ответ не сделается чётким
От повторения вопроса,
И не купить его, как чётки,
В святых местах у водоноса.
Коль не держал ты непрерывно
Глаза и дух свой на проблеме,
Полвека минимум - наивно
Надеяться рассеять темень.
Рубайат, # 1088
ХУСАМ и УТКА
Вот, Книгу Пятую решил начать Хусам*,
Которую, увы, не сочиняет сам.
Ты, Светоч Истины, мой друг, Хусамуддин!
Средь Чистых Мастеров суфийских – ты один!
Не будь столь узкой эта глотка у меня,
На площади б базарной, среди бела дня,
Я пел бы громкие хваления судьбе,
Что подарила мне познанье о тебе,
На языках, невыразимых языком ...
Но воробей - не соловей, забудь о том.
Тем дёгтем будем мазать наши сапоги,
Какой имеем. Царским - думать не моги!
С матерьялистами не буду говорить.
Хусама я упомянул, чтоб похвалить
Его хранителям святых духовных тайн.
Но похвалой не изменить души дизайн.
Я только плотные портьеры вам раскрыл
И яркий свет от Солнца-Шамса** в тьму пустил.
Но это просто раздвигание портьер,
Не изменяющее ход небесных сфер.
* * *
Хвалящий Истину – хвалится лишь собой:
Её ругающий, поносит лишь себя:
Скорбеть не надо по святому чудаку,
Кто выбрал долю Солнца духа на веку.
Ведь Солнце духа всё духовное гнильё
Переплавляет снова в духа бытиё.
Но и завидовать бессмысленно ему,
Дотла он выжжен этим Солнцем, потому.
Хусамуддин – такое солнышко для нас!
Нельзя уразуметь умишком мой рассказ.
И мне бессмысленно словами вам, друзья,
Пытаться объяснить всё то, чего нельзя.
Мы будем только спотыкаться и набьём
Друг другу шишек понапрасну языком.
Поскольку нам не поглотить всего дождя,
Не значит, что нам струек пить нельзя.
Нельзя в падении схватить орех судьбы,
Лишь кожуры его коснусь без похвальбы.
Хусам, затёртые слова мне освежи,
Своею мудростью мне выход укажи.
Ничтожен я, как атмосферный тонкий слой,
Внутри твоей небесной сферы, мастер мой!
А всё, о чем я тут наговорил тебе,
Лишь для того, чтоб не пенял потом судьбе
Читатель будущий случайных этих строк,
Лишь оттого, что увидать тебя не смог.
В твоём присутствии тщеславие моё
И предрассудки все ушли в небытиё.
Лишь откровение откроет нам глаза!
Понять, без слушанья упорного нельзя!
Стой, словно пальма, к небу руки вознеся,
А не возись в грязи, как будто порося.
Не строй подземный доктринальный лабиринт,
С собой лишь споря. У крота слепой инстинкт.
Попытки спорить шумно, тупо рассуждать,
Лишь будут дальше в слепоте тебя держать.
* * *
Четыре свойства, растворенные в крови,
Учеников лишь отвращают от Любви.
Четверкой птиц их обозвал Святой Коран,
И каждая из них – жестокий нам тиран!
Священную
Скажи, и головы им отруби в углу!
Вот эти птицы, что враги людей:
В тебе, Хусам, она устроила гнездо!
* * *
Та утка – непоседа, как мальчишка.
И клювом вечно шарит, как воришка,
Залезший в без хозяина домишко,
В мешок сующий быстро барахлишко.
Суёт в мешок все вещи, без разбора:
ЖемчУг, и бисер, чашки из фарфора,
И треснутую глиняную миску ...
Трясётся утка. Не живёт без риску,
Как будто бы другого шанса нету,
Всё надо делать срочно, до рассвету.
Боится утка потерять, что есть,
Но потеряла уважение и честь!
* * *
А настоящий человек**** несуетлив,
Он рассудителен, спокоен, не ленив,
От прерываний он не бесится, дрожа,
Как конь, которому под хвост ушла вожжа.
Без колебаний всех тиранов ты убей!
И воскресив, полезных сделай голубей,
Кто только в Боге свою ведают нужду,
А Бог им дарит ежедневную еду.
Меснави (5, 1 - 70)
МУХАММЕД и ОБЖОРА
Однажды, язычники-турки с Востока
Явились толпою – увидеть Пророка,
Который кормил всех гостей без разбору,
Такой был обычай в Медине в ту пору.
Пророк попросил богачей в окруженье:
Сподвижники быстро гостей разобрали,
Остался лишь толстый верзила, в печали
Сидящий у входа в мечеть, как осадок -
На донышке джезвы, что густ и несладок.
Пришлось, по неписаному уговору,
Вести Мухаммеду к себе в дом обжору.
Тот выпил удой весь от козьего стада,
Барана сожрал и пуды винограда!
На это обжорство смотрели с упрёком
Рабы и рабыни святого Пророка!
Когда же верзилу сморила усталость,
Рабыня подстроила вредную шалость,
Засовом замкнула его комнатушку
Снаружи. А в полночь, как будто из пушки,
Попёрло дерьмо из обжоры-верзилы ...
Но дверь не пускала из комнаты. Силой
Засов поломать он в отчаянье старался,
Кинжал обломал, после саблей совался ...
Напрасны его оставались усилья.
Природа ж не терпит! И вот, от бессилья,
Он впал в состояние близкое к коме,
И видит реальность, как в сумрачной дрёме:
Вдруг комната, сжавшись, раздалась в картину
Огромной пустыни, принявшей детину,
И мнится ему, что один среди поля ...
На радостях сел, облегчившись на воле,
И сразу к нему возвратилось сознанье,
Он зрит и не верит в своё злодеянье:
Обгажены простыни в доме Пророка!
И турок себя укоряет жестоко!
Трясёт его стыд, как в гнилой лихорадке –
Ужасная кара! И жребий несладкий!
Он думает:
И словно дитя плакал турок-
