Хотя на мой взгляд есть один момент при стрельбе, который нужно будет с командирами тщательно отрабатывать: скорости мин и катера сопоставимы, поэтому после стрельбы нужно на семь – десять секунд сбрасывать обороты, чтобы рыбки ушли вперед. Пяти секунд мало. Ну, Вы же сами все видели. Или наоборот – самый полный газ, вырываемся вперед и резким поворотом уходим с их курса…
– Дайте срок, любезный мой Александр Васильевич, дайте срок! Научим. Были бы катера! Теперь, когда мы с вами в таком темпе провели испытания головного, и все новинки, и от Бориса Григорьевича, и от Стефана Карловича себя прекрасно зарекомендовали, дело за производством. Конечно, в сравнении с этим 'шихаусские' газолинки, что у Безобразова на борту, сразу раритетом кажутся. Но если с головой их использовать, то и они японцам памятны будут. А кроме того, моряки, что на них служат, к новым катерам быстрее адаптируются.
Кстати, Александр Васильевич, теперь Вы согласны с моими доводами, что производство и доставку на Дальний восток торпедных катеров будет возможно осуществить скорее, нежели подводных лодок?
– Согласен то я согласен, но и Вы согласитесь: наличие во Владивостоке и Артуре подводных миноносцев, существенно стеснило бы японцам возможности блокадных или набеговых операций. Вы ведь записку князя Трубецкого сами Императору относили…
– Относил. И Государь прочел ее очень внимательно. Но здесь есть несколько 'но'. Первое – и с этим Вы уже согласились – это то, что подлодка технически много сложнее любого катера, и даже если мы напряжем всех и вся здесь, да еще закажем несколько штук за границей, на театр войны наши лодочки попадут лишь к концу этого года. С учетом конструкционной сложности и, что греха таить, несовершенства их техники и тактики применения, на нормальную боевую подготовку нужно будет месяца три-четыре потратить. Так что войдут они в строй уже к 'шапочному разбору' или и вовсе после окончания войны. Второе 'но' – наш первый приоритет сейчас с точки зрения использования Великого пути – переброска 'каэлок'. Лодочная затея нам график их доставки попутает. И серьезно. Я уж про 'сокола' разобранные молчу…
Кроме того в свете технических особенностей конструкции очевидно, что сегодня подлодки можно рассматривать лишь как оборонительное оружие… То, что в самом недалеком будущем они превратятся в один из самых грозных, наступательных типов боевых кораблей, у меня никаких сомнений нет. В этом можете не убеждать. Но для этого еще нужны годы упорной работы. 'Каэлки' же 'верхом' на крейсерах можно доставить к самым защищенным объектам противника уже в эту зиму. Иными словами – использовать их в наступательных операциях ЭТОЙ войны. Поэтому и нужны они нам сейчас позарез. Успеть бы…
– Михаил Лаврентьевич, а хотите я еще вас обрадую?
– Хочу, Борис Григорьевич.
– Я первую партию в двадцать моторов отдам кораблестроителям уже на следующей неделе. А еще двадцать блоков из литейки уже вышли, сейчас в расточке.
– Это как? Когда же успели-то?
– Я после первого выхода в море дал команду запускать серию. Моторы хороши, я на слух уже понял. Но мы секретничали. На всякий случай, уж извините… А то Дубасов больно крут бывает, если что не по его…
И их сборку с третьей партии начиная, мы поведем уже на конвейере. Вы, кстати, патентовать-то эту технологию собираетесь? А уж для будущего производства боеприпасов он станет просто палочкой выручалочкой. Для тех цифр, что вы мне прошлый раз заявили, нам потребуется…
– Да подождите Вы про конвейер! Вы что, запустили производство движков еще до того, как на испытаниях 'Тарантула' подтвердилось, что форма корпуса хороша? Ведь и торпедные аппараты Джевецкого на большем ходу еще не были отстреляны… Ох и отчаянный Вы человек, Борис Григорьевич!
– Кто не рискует, знаете ли, тот Шустова не пьет! Но как Вам тридцать два узла в полном грузу?
– Мне – очень хорошо! Но, господа, сейчас сойдем на берег – и для всех, кроме посвященных, этой цифры Вы не знаете. Двадцать пять – и точка!
– Жаль, что Его Величество не приехал…
– Он хотел, но Вы же сами с Эммануэлем Людвиговичем привезли из Дортмунда Рудольфа Дизеля. Вот ему на сегодня и назначено.
Сначала государь хотел его в Бьерке принять, и даже 'Тарантула' нашего показать. Но потом передумал: а вдруг все-таки не согласится? Хотя условия ему предложены будут царские.
– Согласится. Я с ним предметно пообщался. И деловое положение его знаю. А на счет моторов для подводных миноносцев – наверное Вы опять правы, Михаил Лаврентьевич. Дизель-машины все-таки предпочтительнее. Я тут позавчера с Бубновым целый вечер за его чертежами просидел, он меня и убедил окончательно. Бензиновые пары в замкнутом пространстве это черевато…
– Спасибо. Но еще раз повторюсь – дизели и бензомоторы не смертельные конкуренты. У каждого из них есть специфические области, где именно они предпочтительнее.
Кстати, Вы уже сейчас прикидывайте по моторному конвейеру следующий заказ – запустим дизеля для подлодок. Серия – минимум полста: по два на корабль, один ремонтный и пять для испытаний на надежность…
А все-таки вспомните, как Вам не по душе пришлась эта идея? На счет дизелей для Бубнова. Тогда, при нашей первой встрече, под Пасху? Жалко, что не поспорили, то-то бы Вам сейчас отдуваться пришлось!
Вечер третьего дня пасхальной недели выдался солнечным, но ветренным. С залива тянуло ощутимым холодком. Но несмотря на это нежный аромат вскрывающихся молодых почек наполнявший воздух и щебетание птиц, вернувшихся домой из дальних странствий, напоминли, что весна окончательно вступила в свои права. Все вокруг располагало к умиротворенному созерцанию и даже поэзии. Однако лица трех человек, устроившихся на мягких сиденьях несущейся по Питеру кареты, были сосредоточены и даже мрачны. Николай Александрович Романов только что закончил свой монолог, посвященный неожиданной для местного начальства инспекции Кронштадта, и чудесному спасению от неизбежного оверкиля новейшего броненосца 'Орел'. Из монолога этого следовало, что порядки, царившие в российском казенном кораблестроении монарха достали окончательно…
Дробно процокав подковами по бревенчатому настилу, гнедая четверка перенесла карету через небольшой мост и вскоре встала. Переодетый в штатское дворцовый лакей соскочив с запяток распахнул дверцу с задернутым занавеской окном, поправил подножку и замер в поклоне. Терцы конвоя успокаивали своих разгоряченных скачкой коней, возбужденно втягивавших ноздрями терпкий весенний воздух.
– Ну, вот мы и прибыли – Новая Голландия. Конечно, на катере мы бы уже были на месте. Но раз инкогнито, так инкогнито… И, похоже, что? Нас и здесь не ждали… Ах, нет! Вон Дмитрий Иванович торопится. Просто разогнался наш эскорт, вот и проскакали немного вперед.
– Ваше величество, простите ради Бога пожилого человека! Ваша карета катит скорее, чем я бегаю! – раздался невдалеке голос торопящегося к гостям хозяина. Менделеева Вадим узнал сразу. Его весьма колоритная внешность практически соответствовала портретам и фотографиям, которые история донесла до 21 века. Слегка запыхавшийся, статный, в длиннополом пальто нараспашку, шапка в руке. Сократовский лоб, вьющиеся длинные волосы. На той части головы, где они еще сохранились… Пронзительный, немного настороженный взгляд светло-серых глаз, и спрятанная в усах легкая усмешка личности, знающей себе цену.
– Дмитрий Иванович, любезный, извините моих орлов! Они не признали вас, видать не ожидали, что вы нас к самому мосту встречать вышли. С графом Гейденом Вас знакомить не нужно, конечно. А вот второго моего спутника позвольте представить: Банщиков Михаил Лаврентьевич.
– Здравствуйте, молодой человек. Наслышан о Вас и ваших военных делах. Искренне рад знакомству. Менделеев. Дмитрий Иванович, профессор. Заведующий Императорской лаборатории Мер и весов.
– Добрый вечер, Дмитрий Иванович. Для меня честь быть представленным Вам самим государем. Но еще большая честь просто иметь возможность общаться с наиболее выдающимся представителем отечественной научной элиты!
– Михаил Лаврентьевич! Ну что-ж вы меня сразу и в краску вгоняете в высочайшем-то присутствии! Как
