сделанных командиром броненосца вчера и позавчера: хозяин каюты был неплохим художником- маринистом. На одном из рисунков был изображен 'Александр' под контр-адмиральским флагом и императорским штандартом, на другом германский флагманский броненосец 'Эльзас' под флагами морского министра рейха и командующего флотом открытого моря на фор-стеньге и штандартом кайзера на гроте. Отдельно лежал листок, на котором Игнациус изобразил момент вчерашнего совместного маневрирования, когда наши и немецкие линкоры шли парами вместе, практически борт о борт: 'Александр' и 'Эльзас', 'Суворов' и 'Лотринген', 'Орел' и 'Брауншвейг'. 'Да, похоже, он поймал тот самый момент, когда все и свершилсь'. Мысли Вадима вернулись во вчера, в адмиральский салон на 'Александре', где прошлым вечером произошло событие, которое должно было окончательно 'отменить' его, Петровича, Василия и Фридлендера историю, их мир…
Банщиков приехал в Зимний загодя, так чтобы быть на встрече у императора ровно в десять, как им и было назначено. Ольга была уже здесь, она ночевала в дворцовых покоях. После взаимных приветствий и поцелуя руки, большего в присутствии себе не позволишь, Вадим поинтересовался, не знает ли Ольга Александровна почему ее царственный брат приглашает их сегодня столь необычно рано? Но великая княгиня тоже не догадывалась о причине этого и была не менее заинтригована.
Когда время уже приблизилось к десяти, к ним неожиданно вышел сам государь и с блуждавшей на лице хитроватой, заговорщеской улыбкой бросил: 'Идите за мной, быстрее…' Как только двери кабинета за спинами вошедших закрылись, царь извлек из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и протянул его Банщикову со словами: 'Читайте… Обсуждать сейчас и здесь это не будем. Но, похоже, что все начинает складываться. Он согласен встречаться, даже зная нашу предварительную позицию по Франции, Балканам и проливам. И очень удачно, что Ламздорф еще не вернулся из Константинополя. Бирилев доложил вчера, что 'Князь Потемкин-Таврический' к походу практически готов, артиллерия установлена, запасы приняты. Чухнин на борту 'Святителей' повел его в море, просит еще хоть две недели на боевую подготовку. Аликс и маленький чувствуют себя хорошо, она не возражает против нашей очередной морской прогулки… Так что, Михаил, едем в Кронштадт сразу? Дядя и Авелан ничего не должны успеть пронюхать. Пойдем на 'Полярной'. Иессен встретит нас в море…'
Вадик держал в руках личное и секретное послание царю Николаю Второму от кайзера Вильгельма Второго. Если опустить пространную преамбулу, уверения в любви и вечной дружбе, главное выражалось следующими словами: 'Ники! Никто об этом не подозревает. Все мои гости думают, что мы пойдем на Готланд на обычные морские маневры. Воображаю физиономии кое-кого из моих флотских, когда они увидят там твои броненосцы! Tableau! Бюлов остается в Берлине. Ты совершенно прав – нам нужно обсудить торговый договор без него и без Витте, tete-a-tete, иначе они будут препираться бесконечно! Возьму с собой как ты просишь любезного графа Остен-Сакена. Хотя он страшно взволнован: боится, что тебе и Витте донесут, с кем и куда он едет! Какой костюм для встречи? Предлагаю – я в русском морском мундире, ты в германском. Если возражаешь – телеграфируй. Вилли'. Пока Ольга Александровна дочитывала послание германского монарха, Вадик вспоминал как заваривалась вся эта каша.
В 'том' времени, когда все только начиналось, и Вадик 'рубился' с Петровичем по прорыву 'Варяга' на Цусимских форумах в разделе альтернативной истории, он залезал и в тему несостоявшегося в реале российско-германского военного союза и Бьеркского соглашения, где Петрович периодически зависал. И, поскольку приходилось изо всех сил играть роль корректного и последовательного оппонента нынешнего контр-адмирала Руднева, Вадику необходимо было волей-неволей разбираться в хитросплетениях мировой политики начала 20-го столетия. Если Петрович считал, как впрочем и большинство участников обсуждения, что русско-германский союз это или утопия или односторонняя сдача Россией своих интересов немцам, то Вадим, поначалу вынужденно отстаивающий иную точку зрения, для пристойной аргументации должен был 'копать глубоко'. И еще много-много думать.
Подписаный Николаем Вторым предложенный ему кайзером документ, известен как Бьеркское соглашение 1905-го года между двумя императорами, так и не вступившее в силу, благодаря непримиримой позиции 'французской партии' при русском дворе и в правительстве, в первую очередь господ Витте и Ламздорфа. Большинство мемуарных книг, исторических работ, и даже периодических изданиий, причем как российских, так советских и эмигрантских, трактовали его подписание однозначно: как глупость и слабость русского царя. Способную немедленно привести к молниеносному разгрому Франции германцами при попустительстве предавшей ее России, а потом неизбежно для нас наступал бы или 1914-й, или 1941-й…
Однако Вадима не отпускала мысль о том, что историю пишут победители. Он тщательно изучил текст этого договора, а поскольку дебаты на форуме дошли до разбирательства его почти по фразам, он помнил его практически наизусть:
'Статья I. Если какое-либо из европейских государств нападет на одну из империй, другая договаривающаяся сторона обязуется помочь своему союзнику всеми имеющимися в ее распоряжении силами на суше и на море.
Статья II. Высокие договаривающиеся стороны обязуются не заключать сепаратного мира с какой-либо из враждебных стран.
Статья III. Настоящий договор входит в силу с момента заключения мира между Россией и Японией и может быть расторгнут только после предварительного предупреждения за год.
Статья IV. Когда настоящий договор войдет в силу, Россия предпринимает необходимые шаги, чтобы осведомить о его содержании Францию и пригласить ее как союзника подписаться под ним'.
Поразительно, но это предложение от кайзера было сделано Николаю ПОСЛЕ Цусимы, когда от русского флота практически остались 'рожки да ножки'! Поразительно еще и потому, что сделано это было вопреки очевидной противной позиции статс секретаря по морским делам (морского министра) Альфреда фон Тирпитца и статс секретаря по иностранным делам Освальда фон Рихтгофена. Оба они опасались немедленного нападения Англии сразу по оглашении документа, ведь на помощь России на море тогда по понятным причинам можно было не расчитывать. Этот фактически антианглийский союз был предложен немцами России в момент, когда доминированию британского линейного флота на морях и его 'двойному стандарту' на первый взгляд вновь ничто не угрожало. Особенно после недавнего подписания англо- французского договора.
За строками статей Бьеркских соглашений была видна рука третьего по весу лица в германском МИДе барона Фридриха Августа фон Гольштейна, последовательного сторонника союза с Россией, а затем, через нее, и с Францией, направленного против Британии. Демонстративный отказ Николая Второго от уже подписанного соглашения, живо обсуждавшийся при дворах и в прессе, не только оскорбил и унизил кайзера. Он, выражаясь по восточному, 'лишил его лица'. Гольштейн был с позором изгнан с госслужбы, а отношение германской правящей элиты всех мастей к России с тех пор и до самого Сталинграда стало брезгливо-принебрежительным. Вильгельм никогда не простил кузену Ники этой 'пощечины'…
Все стоны противников Бьеркских соглашений в России начинались с якобы предопределенного их параграфами 'предательства союзной нам Франции'. Хотя формально договор ни в коем случае не втягивал Россию в войну с Францией, если та САМА не атаковала Германию. Но обязывал немцев выступить на нашей стороне, если Англия начинала войну против России. А такая угроза, и вполне реальная в тот момент существовала. Причем противопоставить в тот момент английскому флоту на Балтике нам было просто нечего. Русскую столицу пришлось бы защищать с моря германскому флоту! Но, кстати говоря, когда скептики посмеиваются, над потенциалом тогдашнего флота Германии в свете возможной борьбы с английским, мало кто задумывается, на каком театре эта схватка могла бы происходить. А если в мелководной и туманной Балтике? Если в Скагерраке? Если в шхерах? При этом германцы имели весьма много различных минных судов, неустанно и тщательно отрабатывающих массированные атаки, особенно ночью, ведь именно поэтому германские миноносцы и прозвали Shcwarze Gesellen (черная прислуга): они красились в черный цвет и 'пахали' море куда интенсивнее чем линейные эскадры, являясь весьма грозной
