комнату для свидания с адвокатом в тюрьме.
Надзиратель, отпиравший дверь, мрачно ухмыльнулся, продел пальцы под ремень и сообщил, что Крис уже идет.
– Интересный парень, – заметил Джордан, присаживаясь на стул в маленькой душной комнате.
– Вы о Крисе?
– Нет, о надзирателе. – Он откинулся на спинку стула и скрестил руки на животе, наслаждаясь произведенным впечатлением: доктор Фейнштейн стал белее мела. – Помните правила этого свидания?
Доктор Фейнштейн с видимым усилием оторвал взгляд от двери.
– Правила? А-а, да. Но хочу еще раз повторить: моя главная цель – излечить разум Криса, и для его же блага необходимо в спокойной обстановке проанализировать тот период времени, когда его душевное здоровье было нарушено.
– Вам придется «излечивать» его другим путем, – решительно возразил Джордан, – не обсуждая преступления, вообще не касаясь данного дела.
Доктор Фейнштейн опять попытался настоять на своем.
– Что бы ни сказал Крис, существует врачебная тайна, – заявил он. – И нет необходимости в вашем присутствии при нашей беседе.
– Во-первых, – не согласился Джордан, – при крайних обстоятельствах врачебную тайну можно и нарушить. А убийство первой степени – одно из таких. Во-вторых, ваши отношения с моим подзащитным не идут ни в какое сравнение с моими с ним отношениями. Бели он сейчас и будет кому-то доверять, доктор, то только мне. Потому что, вполне вероятно, вы сумеете сохранить ему разум, но только я способен сохранить ему жизнь.
Психиатр не успел ответить, как в двери уже стоял Крис. При виде доктора Фейнштейна на его лице заиграла улыбка.
– Здравствуйте, – сказал он, – видите, я, как бы это сказать… сменил адрес.
– Вижу-вижу, – засмеялся доктор Фейнштейн, так непринужденно опускаясь на стул, что Джордан с трудом мог поверить, что этот человек всего несколько минут назад трясся на пропускнике. – Адвокат любезно согласился устроить мне свидание с тобой. Я так полагаю, он будет присутствовать при нашем разговоре?
Крис бросил взгляд на своего адвоката и пожал плечами. Джордан решил, что это очень хороший знак. Он опустился на оставшийся свободный стул и положил руки на стол.
– Может, начнем с твоего самочувствия? – заговорил доктор Фейнштейн.
Крис взглянул на Джордана.
– Знаете… я чувствую себя неловко, когда он здесь.
– Сделай вид, что меня здесь нет, – посоветовал Джордан, закрывая глаза. – А я сделаю вид, что сплю.
Крис передвинул свой стул и поставил его так, чтобы не видеть лица адвоката.
– Сначала мне было очень страшно, – начал жаловаться он психиатру. – Но потом я решил, что если держаться особняком, то ничего страшного. Я попытался просто не обращать на окружающих внимания. – Он уставился на ноготь большого пальца.
– Наверное, ты о многом хочешь поговорить.
Крис пожал плечами.
– Наверное. Я тут перебросился парой слов со своим сокамерником, Стивом. Он нормальный парень. Но есть вещи, которые я не могу никому рассказать.
«Молодец!» – подумал про себя Джордан.
– Ты хочешь об этом поговорить?
– Нет, – ответил Крис. – Но думаю, что должен. – Он взглянул на психиатра. – Иногда кажется, что голова у меня вот-вот расколется. – Доктор Фейнштейн кивнул. – Я узнал, что Эмили была… что у нас должен был родиться ребенок.
Он помолчал, как будто ожидая, что сейчас вклинится Джордан – правозащитник, ангел-мститель – и скажет, что это касается непосредственно дела и обсуждать это нельзя. В наступившем молчании Крис сцепил руки и с силой сжал пальцы, чтобы боль не позволяла отвлечься.
– Когда ты узнал? – спросил доктор Фейнштейн, пытаясь ничему не удивляться.
– Два дня назад, – прошептал Крис. – Когда было уже слишком поздно. – Он поднял глаза на собеседника. – Хотите узнать, что мне приснилось? Психиатры ведь любят толковать сны, правда?
Фейнштейн засмеялся.
– Последователи доктора Фрейда любят. Я не психоаналитик, но рассказывай.
– Здесь мне сны снятся редко. Оно и понятно: двери всю ночь лязгают, каждые несколько минут один из самых надоедливых надзирателей ходит вдоль камер и светит фонариком всем в лицо. Поэтому то, что мне удалось крепко заснуть, уже само по себе удивительно. Как бы там ни было, мне приснилось, что она сидит рядом со мной – я говорю об Эмили – и плачет. Я обнимаю ее и чувствую, как она вся сжимается, остаются лишь кожа да кости, поэтому я обнимаю ее чуть крепче. Но она только сильнее начинает рыдать и все больше сжиматься, и внезапно становится почти пушинкой, а я опускаю глаза и вижу, что держу на руках ребенка.
Джордан неловко поерзал на стуле. Когда он оставался на этот сеанс, то думал лишь о том, как защитить Криса с точки зрения закона. Сейчас он начал понимать, что отношения между психиатром и пациентом в корне отличаются от отношений между адвокатом и подзащитным. Адвокат оперирует только фактами. Психиатр обязан извлекать на свет чувства.
Джордан не хотел слушать о том, что чувствует Крис. Он не хотел слушать о том, что ему снится. Это означало бы проникнуться участием – плохая идея, если занимаешься юриспруденцией.
Он мельком взглянул на Криса, которого выжали и он, и доктор Фейнштейн, только что наизнанку не вывернули.
– Почему, как ты думаешь, тебе приснился этот сон? – спросил доктор Фейнштейн.
– Ох, я… еще не закончил. Сон продолжался. – Крис глубоко вздохнул. – Я держал этого ребенка и видел, что он кричит. Как будто хотел есть, но я не мог придумать, чем же его накормить. Он кричал все сильнее и сильнее, я начал с ним разговаривать, но бесполезно. Поэтому я поцеловал ребенка в лоб, а потом встал и ударил его головой о землю.
Джордан закрыл лицо руками. «Боже, Крис, – молча молился он, – не давай повода вызывать Фейнштейна в качестве свидетеля!»
– Что ж, любой психоаналитик сказал бы, что таким образом ты пытаешься вернуться в так называемое «детство» своих настоящих отношений, – улыбнулся доктор Фейнштейн. – Но я скорее сказал бы, что ты был очень огорчен, когда ложился спать.
– В школе мы проходили курс психологии, – продолжал Крис, как будто не слыша его. – Кажется, я могу понять, почему во сне Эмили превратилась в ребенка – каким-то образом в своем воображении я связал их образы. Я даже понимаю, почему пытался его убить: тот парень Стив, о котором я уже говорил, мой сокамерник… он здесь потому, что закачал своего ребенка до смерти. Я постоянно думал об этом, когда ложился спать.
Доктор Фейнштейн откашлялся.
– Как ты себя чувствовал, когда проснулся?
– В этом-то все и дело! Я не был огорчен. Я был зол как черт.
– Почему, по-твоему, ты разозлился?
Крис пожал плечами.
– Вы ведь сами говорили, что все эмоции перемешаны.
Фейнштейн улыбнулся.
– Значит, ты меня слушал, – констатировал он. – В своем сне ты ударил ребенка. Возможно, ты злился из-за того, что Эмили была беременна?
– Секундочку, – вклинился Джордан, понимая, что сейчас будет произнесено нечто важное.
Но Крис не слушал.
– Как я мог злиться? – удивился он. – К тому времени, когда я узнал о ее беременности, уже ничего
