Месть негодяя

делать с удовольствием.

— Раньше с утра спешила в больницу, как на праздник, — откровенничает «кальянщица». — А теперь считаю дни до пенсии, как солдат до дембеля — у меня сын служил в армии, он рассказывал, каково это. Год мне остался. У меня всегда были хорошие отношения с людьми. Но эти две малолетки… Они считают меня глупой, воруют и прячут мои очки, дразнят Тортилой. Я им ничего не отвечаю, делаю вид, что не замечаю. Хотя я могу и ответить, могу постоять за себя!

«Зря, надо отвечать, — думаю. — На каждый плевок, каждое оскорбление надо отвечать, если есть силы и решимость! Мир не становится лучше, пока мы позволяем приколачивать себя к крестам и делаем при этом страдальческие физиономии лузеров. Опыт показывает, мерзавцы сами по себе не вымирают. Давно пора вешать над кроватями распятия, показывающие подонкам FUCK, а всем добрым людям на всякий случай носить в карманах кастеты…»

— Не уходите на пенсию, — говорю, выпуская в потолок голубое лечебное облако. — Пройдут полгода или год, и все изменится. Ваши недоброжелатели свалят, их место займут хорошие люди. Все, проверяющие нас на прочность, рано или поздно, сваливают. Или ломаются, от бессилия нас сломить! Важно только, чтобы нам хватало терпения! А если ваши недруги не свалят и не сломаются, позвоните мне, и я приеду. Я помогу вам!

— А ведь их через год обещали перевести в другое отделение, — оживляется. — Вы правы, не надо мне уходить! Кто же без меня будет катать эту тележку?

Ее близорукие глаза под толстыми линзами очков делаются счастливыми. «Эх, если бы оно было всегда, это другое отделение, отделенное от моего бодрого мира высокой бетонной стеной с колючей проволокой, как в зоне, на которой сидел Родион! — мечтаю под воздействием игрушечного опиума. — И чтобы все говнюки — все без исключения — рано или поздно туда отправлялись! Может, в настоящем Раю все так и устроено? Ну, то есть там все не идеально и не прилизано, но стоит появиться на горизонте какому-нибудь засранцу, ты ему — бац! — в рожу веселую струйку АЦЦ из кальяна и бодрым веселым пинком за бетонную стену, под замок!»

Кальянщица прощается, увозит волшебный целительный дым, а я лежу, смотрю в окно. И дым Отечества нам сладок и приятен, потому что он целительный! Хотя иногда кажется, что, наоборот… Небо застилают свинцовые облака, в стекло сурово барабанит дождь со снегом. Осень на глазах превращается в зиму. И я мысленно соскребаю себя с земли, собираюсь с силами… Кто-то из великих сказал, что кино люди смотрят, потому что хотят увидеть, как исключительные люди совершают исключительные поступки исключительным образом. Вывод из этого напрашивается сам собой — чтобы играть героев, надо и самому хоть немножко быть героем, ну, хоть чуть-чуть, хоть самую малость, хоть капельку! В этой лживой профессии надо изо всех сил стараться быть честным. Хотя бы с самим собой.

Звонит Настя.

— Вчера ходили в ночной клуб, — рассказывает. — Была тематическая вечеринка, в стиле стиляг. Мы оделись соответствующе. И были там, как белые вороны. Другие девушки оделись, как обычно — черные короткие облегающие платья, каблуки… У нас не умеют отдыхать и веселиться!

— С кем ходили? — спрашиваю.

— Ну, с Иркой…

— И все?

— С ним тоже. Мы помирились, Леш… Но ведь у тебя все и так будет хорошо, правда?

Все будет не просто хорошо — офигенно! Да и сейчас все зашибись! В моей жизни, как в компьютере, происходит апгрейд. Устанавливаются обновления, открываются новые возможности, расширяется база данных… Ребята! Все, кому я дорог или хотя бы не безразличен, поверьте, со мной не может произойти ничего дурного! Расслабьтесь и ждите — я скоро к вам вернусь! Лучше сходите пока за коньяком и апельсинами, чтобы отпраздновать нашу встречу… Верю ли я в Бога? Просто я знаю, что есть кто-то, кто каждую секунду за мной приглядывает. Как когда-то в детстве — мой отец. Может, это и есть мой отец. А еще рядом с ним мои друзья, что тоже ушли… Они и со мной тоже рядом. И во мне.

На очередном утреннем обходе, просмотрев на компьютере мои показания и заметно повеселев, Павел Владимирович разоткровенничался и рассказал, что по его наблюдению тяжелобольные перед смертью тоже испытывают облегчение. Как будто кто-то им дает новые силы и надежду. Я вспомнил, как по-праздничному взвинчен был отец в свой последний день. Он без конца разговаривал, быстро и отрывисто. Как гениальный сумасшедший пианист Джефри Раша в фильме «Блеск», повторял по несколько раз одно и то же, путался, жестикулировал, по-дружески обращался к кому-то, кто, как ему казалось, стоял на балконе, отец хотел нас познакомить. Мне приходилось то и дело вставать, открывать балконную дверь палаты, показывать, что там никого нет. В тот последний день лицо отца изменилось, как будто он начал превращаться в кого-то. Это было и страшно, и, как ни странно, любопытно… Может, это было началом его перерождения? Но в кого? Возможно, в того, кого я не мог видеть, но кто уже стоял на балконе, дожидаясь нового лица. Ну, что ж, в таком случае этому на балконе крепко повезло. И хорошо бы, чтобы этот парень тоже был я…

Ночью приснилось, как будто я прихожу в какой-то бар, а там можно почистить кровь. Мне моим же десантным ножом с зазубринами вскрывают вены, сцеживают кровь в ведро, уносят в подсобку чистить. В высокий пивной стакан тут же наливают из пивного крана здоровую свежую кровь. В стакане пена. Я не знаю, что с ней делать. Бармен в красном халате и красной марлевой повязке, судя по голосу — Олег Шкловский — берет стакан, со знанием дела сдувает розовую пену на пол, протягивает мне…

— Пей, Родя! Это отборная, очень мягкая и душистая кровь местного разлива, думаю, все пять звезд! Пей и выздоравливай, дружище! У нас у всех из-за тебя графики летят…

Побег

Через семь дней после поступления в реанимацию я сбежал. Случилось это так: мне позвонила мой агент, и сказала, что меня очень хотят видеть на пробах в Москве. Главный герой — Ангел. Он спускается с небес, как Бэтмен, как Спайдермен, как Агент 007, чтобы творить справедливость и спасать только что умершие души… Сама постановка вопроса меня сразу зацепила. Никогда еще мне в руки не попадался такой материал. Да и не снимают в России про Ангелов. Когда съемки — неизвестно, но попробоваться надо в ближайшие два дня.

— Понимаю, ты в больнице, в другом городе, но я не могла тебе не сообщить, — сказала агент. — Они очень хотели именно тебя.

— Интересно, почему. Разве я похож на ангела?

— И я у них это спросила, — засмеялась агент. — А они, мол, ничего не знаем — телеканал заказал…

— Какой телеканал?

— Не сказали, но дали понять, что самый главный.

— Первый что ли?

— Ты повторил сейчас мои слова — не знаю, они многозначительно промолчали.

По моей просьбе агент по интернету переправила на местную студию текст, к вечеру он был у меня. Я на одном дыхании прочитал сценарий и понял — от таких ролей нельзя отказываться, даже в реанимации. Особенно в реанимации!

Меньше, чем через час я уже мчался на такси домой через зияющую черную дыру вечернего города и думал о моем Ангеле. И меньше, чем еще через час, по дороге в местный аэропорт, и потом в зале ожидания, и в самолете, и в такси по дороге из Шереметьево, и ночью во сне, во вспышках одурманенного антибиотиками сознания, я думал о моем Ангеле.

…И когда меньше, чем через сутки попадаю черт знает куда, в спальное Медведково, где в крохотном офисе неизвестной крохотной компании-производителя назначены пробы, и оказываюсь перед камерой, чтобы чуть позже, в оцифрованном виде, предстать на суд продюсеров некого «самого главного канала»,