Мне больше некуда пойти, так что, нравится мне или нет, но это - мой дом. - Она некоторое время молча смотрела на 'Разбитый щит'. - Здесь не так уж плохо. Я знаю, что надвигается что-то страшное. Невоз-можно, работая здесь, не замечать таких вещей. Раз солдаты не хвастаются своими подвигами, значит, они что-то скрывают. Значит, приближается что-то страшное. Я не знаю что, да и знать, честно говоря, не жажду. - Она замолчала и посмотрела на бледную луну.
Внезапно она повернулась и заглянула в глаза Эрику.
- После того как Бобби умер, ты стал тем человеком, который лучше всех ко мне относится. Мужчины иногда говорят обо мне с другими девочками, но я не придаю этому значения. Ну, в общем, ты всегда был очень добр ко мне.
Эрик пожал плечами.
- Я просто знаю, каково тебе пришлось.
- Ты не можешь знать, что значит жить на улице.
Он ничего не сказал, просто наблюдал за ней в мерцающем свете факела.
Она продолжала:
- Маленькие девочки думают только о том, как бы стать проститут-ками. В некоторых местах маленьким девочкам платят неплохие деньги. - Она обхватила себя за плечи. - Моя мать была шлюхой, это правда. Никто не знает, кто мой отец. Моя мама выгнала меня, когда мне было шесть лет. Я думаю, что она пыталась меня спасти. Ее сутенер как-то странно на меня поглядывал.
Я стала жить в канализационных трубах у человека, которого звали Дэниалс. Там меня накормили и сказали, что будут обо мне заботиться, если я буду делать то, что мне прикажут. Там были и другие дети. Казалось, что им не так уж плохо живется. Они были грязные, как черти, зато все были сыты. Я просила милостыню и научилась самым лучшим трюкам. Я могла расплакаться, как будто я потерялась, и если какой-нибудь прохожий останавливался, чтобы выяснить, что случи-лось, кто-нибудь из наших незаметно срезал с него кошелек. А через некоторое время я стала держателем.
- Держателем? - спросил Эрик.
- Кошелечник - он на виду, он становится под городскими часа-ми, на нем должно быть как можно меньше лишнего, а главное, ничего чужого. Поэтому большинство Мошенников работает командами. Ко- шелечник при первой же возможности передает добычу держателю, тот вручает ее хранителю, который относит все это добро к Мамане.
- К Мамане?
- Так у Мошенников называется место, где мы живем... жили.
- А...
Она продолжала:
- В общем, через некоторое время меня разыскала мать. Она сказала мне, что у меня есть сестра, шлюха. Это была Бетси.
- И ты ее нашла?
- Да, и мы славно зажили вместе. Ей не нравилось, что я про-мышляю воровством, я тоже не была в восторге от ее ремесла, но мы с ней ладили. Я любила ее. Она была единственной из всех, кого я знала, кому ничего не было от меня нужно. Когда они начали расти, - она указала на груди, - ко мне начали приставать все кому не лень. Если я могла стоять рядом с другим кошелечником или болтаться в Мамане, все было нормально. Но иногда бывает просто невозможно оставаться в толпе, ты понимаешь, что я имею в виду?
Эрик не понимал, но на всякий случай кивнул.
- Я много намаялась, пока не начала одеваться под мальчишку, как тогда, когда вы меня поймали. Специально не мылась, чтобы стать _ почумазее и повонючее.
Эрик не знал, что говорить, поэтому слушал молча.
- Так вот, я это все говорю к тому, что у меня еще ни разу не было мужчины, которого я хотела.
Эрик ждал продолжения, но оно не последовало, и он тихо спросил:
- Ты хочешь сказать, что сейчас ты бы хотела?
Слезы потекли из глаз Китти, когда она чуть заметно кивнула. Он вздохнул и подхватил ее на руки. Эрик никогда раньше не чувствовал себя настолько неуверенно. Он бывал с шлюхами после того, как попал в армию, и он помнил, как самая первая сказала ему, что дело это нехитрое, но все женщины, с которыми он спал до сих пор, знали гораздо больше него. Теперь же его просила о ласке девочка, которая никогда прежде не видела от мужчин ласки.
Он поцеловал ее в щеку, потом в подбородок и в губы. Поначалу она была очень скована, но после нескольких поцелуев сама начала отвечать. Потом вскочила, и взяв Эрика за руку повела его в сарай, на чердак, где была ее спальня.
- Эрик! - донесся знакомый голос. - Ты там?
Китти сонно пробормотала: 'В чем дело?' и свернулась калачиком в его объятьях. Их любовная игра была поначалу неторопливой и неук-люжей, но потом становилась все смелее, пока Эрик не обнаружил, что находится в гуще настоящего сражения, поскольку Китти в его руках вдруг взорвалась целой бурей эмоций. Она смеялась и плакала в ответ на его ласки, пока наконец они оба не свалились в полном изнеможении.
Чуть позже они вновь занимались любовью, и Китти уже гораздо лучше понимала, чего ей хочется. Эрик никогда не испытывал ничего подобного ни с одной женщиной. Он спрашивал себя, не влюбился ли он часом.
Он приподнялся на локте, услышав повторный зов.
- Накор, я тебя убью, - пробормотал Эрик, сев на постели, и начал одеваться.
Китти зашевелилась.
- Это тот смешной игрок? - спросила она.
Эрик сказал:
- Сейчас он у меня станет еще смешнее.
Пока Эрик натягивал сапоги, Китти обвила его руками и сказала: 'Спасибо'.
Он замер.
- За что?
- За то, что ты показал мне такое, о чем рассказывали другие девочки.
Эрик сидел, не в силах пошевелиться.
- На здоровье.
Она склонила голову ему на плечо.
- Значит, на здоровье?
- Это было не одолжение, - резко сказал он.
- О, так ты тоже получил удовольствие? - спросила она невин-ным тоном.
Эрик понял, что она снова его дразнит. Он был рад, что на чердаке темно и она не видит, как он покраснел.
- Я тебя отшлепаю, - пробурчал он.
Она поцеловала его в плечо.
- А говорят, что девочки из 'Белого Крыла' берут за это допол-нительную плату.
Волна сомнения захлестнула Эрика, и стало больно, словно в грудь вонзился меч. Он наклонился к Китти и схватил ее за руки, сильнее, чем предполагал, но вдруг увидел ужас во взгляде девушки и немедлен-но выпустил ее.
- Прости, - прошептал он. - Но я не могу сдержаться, когда ты меня дразнишь.
Она увидела, как на глазах у Эрика выступили слезы, и вдруг заплакала. Она положила подбородок ему на плечо и, прижавшись ще-кой к его щеке, прошептала:
- И ты меня прости. Я не умею вести себя по-другому.
- Я никогда тебя не обижу, - прошептал он.
- Я знаю, - ответила она шепотом. - У меня такой сумбур в душе. - Она откинула голову назад, и он увидел, что она улыбает-ся. - И это твоя вина, Эрик фон Даркмур.
Он поцеловал ее.
Раздалось деликатное покашливание, и Эрик, обернувшись, увидел голову Накора, торчащую из люка в полу. Он стоял на приставной лестнице.
