ханжествуйте, а ешьте все, что душе угодно!
Аппетит у чукчи пропал. Его поразила столь простая мысль, высказанная женщиной так же просто.
А она почему-то засмеялась.
Представьте себе блин с глазками, носиком как у Майкла Джексона и ротиком-дырочкой!.. Все это еще собрано в недоумение!.. Генерал заулыбался.
– А еще, – добавила женщина, – вы в пути! А в пути едят то, что есть!
Про то Ягердышка знал, а потому наколол на вилку аж два пельменя и отправил оба в рот.
– Вкусно, – одобрил. – Домой я еду, на Север!
– Вот и ешьте!
– Я вас завтра самолично в аэропорт отправлю! – пообещал генерал.
– Спасибо.
– А вам лет сколько? – поинтересовалась Машенька, разливая чай.
– Девятнадцать лет, – ответил Ягердышка.
Женщина вновь засмеялась, громче прежнего. И генерал в пижаме захохотал. Сейчас Ягердышка не понимал, отчего смеются. Но не было в этом смехе обидного, а потому северный парень тоже заулыбался, показывая мелкие белые зубки.
– Ты, поди, сынок, устал? – отсмеялся генерал.
Ягердышка из гордости не ответил.
– Я постелю, – Машенька ушла из кухни.
Тогда Иван Семенович вдруг стал серьезным и спросил гостя:
– Как думаешь, сынок, кто это был?
– Не знаю, – ответил Ягердышка. – Но шибко злой! Самый злой из злых!
Больше генерал ничего не спрашивал, а думал о чем-то напряженно.
– Постель готова! – крикнула Машенька из глубин генеральского жилья.
Бойко проводил гостя в спальню и, идя в свою, подумал о том, что этот чукчонок во внуки годится ему!.. Почему подумал, сам не знал. Имелся свой внук… А еще почему-то перед сном подумал о землянике, произрастающей в носах человеческих. Или это было уже во сне?..
В семь часов утра раздался телефонный звонок.
– Генерала Бойко, пожалуйста!
Сонная Машенька, толкнув мужа, приложила трубку к его уху.
– Бойко слушает!
– К девяти утра вас ожидает министр!
– Буду, – ответил генерал.
– Не удастся тебя, сынок, проводить! – развел руками Иван Семенович за завтраком. – Машенька проводит!..
– Неприятности? – спросил чукча, отложив кусочки жира, выковырянные из любительской колбасы.
– Кто ж его знает!..
Генерал отправился на прием к министру, а Машенька повезла Ягердышку в аэропорт.
– Жаль, на балет не схожу! – посетовал чукча перед зоной посадки.
– А ты приезжай к нам в гости летом, и на балет сходим, и в оперу!
– Господи! – вскричал Ягердышка, вспомнив важное. – Забыл! Забыл!!!
– Что?
– Spearmint купить забыл! Для Бердана! – И, стащив унту, стал рвать стельку, из-под которой разлетелись в разные стороны мелкие доллары, а вылетающие граждане заботливо собрали их и, сложив их в свои карманы, растворились во всеобщем хаосе.
Северный парень силился не заплакать, но горе было столь велико, что из одной щелочки все-таки выкатилась огромная слеза и упала женщине прямо в ладонь. Слеза была столь горяча, что Машенька ахнула, бросилась к Ягердышке и расцеловала его лицо-блин за чистоту душевную, за простоту первозданную.
– Сколько жвачки нужно тебе? – прокричала Машенька сквозь объявление о том, что посадка на самолет Москва – Анадырь заканчивается.
– Пятьдесят пачек!
Она купила в киоске все, что было у тех в запасе, сунула полиэтиленовый пакет ему в руку, еще раз расцеловала и толкнула к металлоискателю.
Уже взлетая, Ягердышка вдруг увидел охотничьим глазом «самого шибко злого» и закричал, чтобы самолет остановили.
С ним заговорили и по-русски, и по-чукотски, и по-эскимосски. В самолете все были северяне.
