гению хирурга Боткина!..
– Без лирики!
– Слушаюсь!.. Преступнику удалось скрыться!
– Какое касательство все вышесказанное имеет к драгоценному металлу?
– Чутье.
– Чутье у собаки!
– И у Премьера!
– Чего-о?! – зарычал генерал-полковник.
– Премьер-министр видел преступника в Завидово и сделал правильное заключение, что человек с рельсом имеет отношение к катастрофе в Бологом. А значит, и к колесам!
Министр подумал несколько.
– Надо поймать этого, как его, Ко-ко!..
– Арококо, – уточнил Бойко.
– Побыстрее! Поймаешь, – министр осклабился, – Героем России сделаю!
Здесь раздался селекторный звонок. Министр вернулся к столу. Оказавшись спиной к Ивану Семеновичу, нажал кнопку и раздраженно выдавил:
– Сказал же, не соединять!!!
После этого он с минуту слушал и задал три вопроса: «Когда, где, кем?» Затем осторожно повесил трубку, так, чтобы звука не было единого… Пять минут стоял, уперевшись руками в ореховый антиквариат.
– Жену твою, солдат, убили… – сказал, не оборачиваясь. – Час назад… В аэропорту…
В реанимационный блок, в палату, где возвращался к жизни студент Михайлов, знаменитостей Большого театра с трудом, но все же пустили.
Особенно возбужден был Альберт Карлович. В своем длиннополом шаляпинском пальто он метался шекспировской «Бурей» по приемному покою и отнюдь не тенором, а басом кричал, что брат его сейчас гибнет в недрах сей гадкой больнички, а его, ЕГО – народного любимца России, не пущают проститься с родной душой, как будто в махровые царские времена гоняют еврейчиков!..
Лидочка смотрела на выступление Алика с неподдельном интересом. Уже в лифте Великая высказала свое мнение:
– Тебе, Алинька, в театр драматический нужно было подаваться! Огромного бы таланта артистище вышел! А так что это – теноришко, хоть и народный!..
Конечно, обладатель шаляпинской одежки обиделся и в лифте сопел.
Ни тот, ни другая на Веру внимания не обращали вовсе.
Между тем душа Веры находилась между небом и землей, как и кабина лифта. Сердечко девушки отчаянно стучало, словно пыталось вырваться из грудной клетки и вылететь на просторы бессмертия!
Ее заметили.
– Не трясись! – схватила старуха за руку.
– Я не трясусь!
Пальцы Лидочки были сухи и безжизненны.
– Выживет твой мальчик, сердцем чую…
– Сама чую! – вдруг грубо ответила Вера.
Старуха поглядела на девицу с интересом, но руки ее не отпустила. А девушке показалось, что сожми она сейчас пальцы Великой покрепче, все трухой ссыплется…
Лифт остановился, и они вышли.
– Где наш? – обернулась Лидочка навстречу рыжему человеку в хирургических одеждах.
– Вы кто? – поинтересовался хирург.
Лидочка назвала свою громкую на весь мир фамилию.
– А я – Боткин!
– Я, дружок, – пояснила старуха, – я настоящая, а ты фальшивый!..
На этих словах Никифор побледнел смертельно, попятился, захватал ртом воздух, пошатнулся, а затем и вовсе рухнул на линолеумный пол.
– Что это с ним? – бесстрастно поинтересовалась Лидочка.
– Сознание потерял, – объяснила появившаяся медсестра Катерина.
Она поднесла к носу Киши ватку с нашатырем и, пока тот кашлял и морщился, сообщила пришлым:
– Он – самый что ни на есть настоящий! Он – праправнук Боткина! И гений чистой воды! Почище предка будет!.. Это он спас вашего балеруна!..
Старухе вовсе не стало стыдно.
