как поживает?
– Чего с ней станется? Она дома сиднем сидит, у неё скоро не только фигурка, но и всё остальное ожопится, – небрежно сказал Юра и вдруг понял, что по Вере он соскучился, а по Надьке и того пуще. А они, наверное, беспокоятся: не слишком ли загостился глава семьи в стольном городе Москве. Они же не знают, что Юра до Москвы ещё и не доехал.
И Юра произнёс, хотя и понимал, что слова его огорчат мать:
– Нам, вообще-то, уезжать надо. До завтра ещё побудем, а там и поедем.
– Уже? – растерянно спросила мама.
– А что делать? У Гришки гонка на месте не стоит. Ему велик надо чинить и догонять этого, как его, Кубарье. И мне пора, машина-то казённая, не могу я её навсегда забирать.
– Я думала, хоть до воскресенья побудете… А велик можно и тут починить, прежде вы сами велосипеды свои винтили.
– Не, у Гришки велик не простой, гоночная марка; с ключом «семейка» к нему лучше и не подходить. Да и разбил он его так, что только мастер разобраться может, что там к чему. Я, например, не понял. Колесо чуть не в узел завязалось.
– Мастер в Пестово есть, у рынка в ларьке «Металлоремонт». Спросите Колю Ключника, он вам любой узел распутает. Я ключ от замка потеряла, так он без образца новый ключик сделал, по замку.
– Золотой ключик? – спросил Гриша.
– Да нет, не очень. По-божески. Другие за такую работу столько берут, что и впрямь ключ золотой получается.
– Только ведь нам не ключ надо, а велосипед.
– Он и велосипед может, и зонтик, я же говорю – мастер. Теперь таких уже не встретишь, каждый свою гайку точит, а чтобы всё дело понимать – это только прежние мастера умели.
– Ладно, уговорила, – согласился Юра, – заедем к твоему мастеру. Я его вроде даже помню, он прежде в ансамбле на саксофоне играл.
Гриша слушал с сомнением, но не вмешивался. В яркой спортивной жизни ему встречалось много ключников-саксофонистов, и он привык не слишком доверять рассказам об их удивительном мастерстве. Но, в крайнем случае, велосипед он всегда успеет отнять у слишком самонадеянного ремонтника.
– Значит, уже уезжаете, – вернулась мама к тому, что огорчало её больше всего.
– Не переживай, – постарался успокоить Юра. – Я теперь часто приезжать буду. – Может, и Надьку уболтаю погостить. А Гришка… куда он денется! – откатает своё и тоже приедет, покуда баб-Дунина Люська со скуки все кофты сиськами не изодрала.
Посмеялись и пошли спать: Юра на диван, Гриша и Богородица – на сеновал.
Выехали хотя и на следующий день, но на ночь глядя. Дела, дела… всех не переделаешь, а главное, трудно вот так взять и уехать, только приехавши. Мама упрашивала переночевать ещё одну ночку и выехать с утра, как добрые люди, но с этим уже не согласился Юра. В шесть утра выехать не удастся, в лучшем случае – в десять, а это значит, что в Пестово они попадут далеко после обеда. И где тогда, скажите, искать мастера-ремонтника? Потом будут суббота и воскресенье – выходные дни, а там – понедельник – день тяжёлый, и кто знает, не простоит ли «Металлоремонт» закрытым до самого вторника.
– Как же вы, в темноте?.. – сокрушалась мама.
– Фару зажжём, – успокаивал старший сын.
– Ты же устал… не выспался!..
– Ничего. В очередь вести будем. Манёк вон уже приобык за моториста сидеть, а теперь и Гриха поучится. Он порулит, а я покемарю часок. Так и доедем посменно. Зато в городе будем к утру, и всё получится тип-топ.
Против тип-топа маме было нечего возразить.
Загрузили в каток гостинцев, поцеловали маму на прощание, в сотый раз пообещавши приезжать чаще, и тронулись в путь. Мама пошла провожать сыновей, как водится, до околицы. Вровень с катком поднялась на пригорок и там остановилась, дальше идти не положено. Даже в войну уходивших на гибель мужиков за пригорушек не провожали. Махали оттуда платками, призывая возвращение, но сами не шли.
– Ну что, – подал голос со своего ящика Богородица, – песню надо на дорожку?
– Народную… – согласился Юра.
Вислые берёзы, век назад высаженные вдоль улицы, скрыли деревню, и стало казаться, будто и нет здесь ничего и не было никогда. Если бы не езженая тропа, никто вовек бы не сыскал укрытую в лесах потеряшку. Недаром дано ей такое чудесное имя. А дороге быть езженой, покуда ушедшие в незнакомую жизнь сыновья и внуки, найдя или не найдя себя в этой жизни, всё же возвращаются в Найдёнку, навсегда или хотя бы в гости.
Но одни несутся как очумелые и, не успев финишировать на очередном этапе, стартуют на следующем – скорее!.. скорее!.. не уступить жёлтой лидерской майки! – и некогда перевести дух, некогда заехать к точке самого первого старта, разве что благодетельное поражение позволит вернуться домой, чтобы зализать раны и набраться сил для нового рывка.
А другие, медлительные и упрямые, живут так, будто слово дали не сворачивать с выбранного маршрута и никогда не возвращаться пройденной дорогой. Хорошо, если жизнь одарит их простыми мудростями, что родные дороги пройдёнными не бывают, тысяча километров – не крюк, а к маме заехать – всегда по пути.
Сухонькая фигурка с рябиновой палкой в руке стояла на пригорушке, слепо глядя вслед отъезжающим. Что она может видеть больными глазами в такой дали? Разве что тёмное пятнышко катка… Едет кто-то, а кто – разбери-пойми. И куда едет? Уезжает или в гости надумал?..
Уже и уехавшие не различали позади ничего, кроме грозовой синевы леса, а женщина на прощальном пригорке всё стояла, глядя вслед.
Глава 10
Дальняя даль
Эх, дороги!
Через полчаса начало темнеть, воздух, не испачканный городской гарью, приобрёл прозрачную фиолетовость, небо над головой вызеленело, потом стало меркнуть, и над полосой заката открыла глаз Венера. Звёзд становилось больше, багровый отблеск умирающего дня, не желая бледнеть, истончался, словно впитываясь в землю.
– Церковь стоит, – произнёс Богородица и широко перекрестился.
– Где? – Юра тормознул и принялся оглядываться в поисках несуществующей церкви.
– Вон влево от дороги, на холме.
– Нет тут никакой церкви… – начал было Юра, но осёкся.
За неширокой мокрой ложбиной на холме стояла церковь. Виден был лишь чернеющий на фоне заката купол и крест на нём, немыслимо чётко врезавшийся в пламенеющее небо. Ошибиться было невозможно, но и поверить своим глазам – тоже.
Юра гулко сглотнул слюну.
– Нет тут никакой церкви, – повторил он вопреки очевидному, – и не было никогда.
– Вот же она, – указал Богородица не рукой, а подавшись вперёд всем телом. – Прежде, может, и не было, а теперь поставили.
– Кто?
– Люди, кто же ещё?
– В Охоне есть церковь, старинная, – подсказал Гриша. – Может, это мы её видим?
– Какое – видим?! До Охоны двадцать километров, а церковь там не на холме, её и вплотную не сразу заметишь. А в этой стороне Сидорово верстах в трёх. Но там никакой церкви вовек не бывало.
– А теперь, значит, есть.
– Сам посуди, в Сидорове – и церковь! Кому она там нужна?
