Симон поспешно догнал его. Идя позади графа на расстоянии шага, он пытался облечь свою просьбу в слова. То, чего он хочет, граничит с невозможным, но они с Бьяджио друзья. Почти.
— Симон, — сказал Бьяджио, — перестань тянуть и выскажи свою просьбу.
Симон судорожно облизнул губы.
— Это касается Эрис, милорд. Шаги графа заметно замедлились.
— О!
— Видите ли, я к ней привязался.
— Да, я знаю, — ответил Бьяджио, и в его голосе зазвучала прежняя, хорошо знакомая Симону ревность.
— Милорд, то, о чем я хочу попросить… это трудно.
Симон остановился и опустил глаза. Бьяджио тоже остановился. Граф с любопытством смотрел на своего слугу.
— Ты это начал, — предостерег Бьяджио. — Изволь закончить. Ну же, задавай свой вопрос.
Симон выпрямился и посмотрел Бьяджио прямо в глаза.
— Я люблю Эрис, милорд. Я полюбил ее сразу, когда вы ее купили. Я хочу быть с ней. Я хочу, чтобы она стала моей женой.
Симон ожидал ярости — но ее не последовало. На мгновение лицо Бьяджио стало безмятежным, а потом на нем отразилось новое чувство — не гнев, а грусть. На секунду Симону показалось, что его господин может заплакать. Бьяджио отвел взгляд.
— Это довольно неожиданно, — сказал граф. — Я… — он на секунду замолчал и пожал плечами, — удивлен.
— Я понимаю, что прошу многого, милорд. Я знаю, что это не соответствует традициям. Но я действительно ее люблю. — Симон склонил голову, а потом опустился на одно колено прямо на песок. Поймав холодную руку Бьяджио, он поцеловал ее. — Милорд, я молю вас об этом. Позвольте, чтобы Эрис стала моей. Я преданно вам служил. И всегда буду вам служить. Вы — моя главная страсть.
Бьяджио насмешливо фыркнул.
— Но не такая главная, как эта танцовщица! Встань, Симон. Не ставь себя в неловкое положение.
Симон встал, но не поднял головы. Бьяджио повернулся к нему спиной. Несколько томительных минут граф смотрел вдаль и почти не дышал. Теплый ветерок шевелил его золотые волосы. Волны накатывались и отступали, а Бьяджио все продолжал стоять, словно одна из дворцовых статуй — холодный и неприступный.
— Симон, ради тебя я это сделаю, — проговорил наконец граф. — Потому что ты мне дорог. Ты это знаешь? Ты знаешь, насколько я к тебе привязан?
Симон это знал.
— Да, милорд.
— Эрис — мое сокровище, мое имущество. Во всей империи не найдется танцовщицы, равной ей. Но тебе я ее отдам, Симон. Ради тебя я нарушу традиции Рошаннов.
— Спасибо вам, милорд. Вы поистине…
Бьяджио повернулся лицом к нему.
— Но взамен ты должен кое-что для меня сделать.
— Все, что угодно, — мгновенно пообещал Симон. — Просите меня о чем угодно, милорд. Я сделаю это охотно.
— Ты вернешься обратно в Люсел-Лор. Ты найдешь Ричиуса Вэнтрана. И ты украдешь у него дочь и привезешь ее ко мне.
— Что…
— Это все, Симон. Такова моя цена за эту женщину. Привези мне дочь Шакала.
— Но, милорд, Вэнтрана охраняют! Невозможно…
— Ты себя недооцениваешь, мой друг, — засмеялся Бьяджио. — Ты можешь это сделать. Ты — мой лучший агент, единственный, кому это по силам. Войди к Вэнтрану в доверие. Разузнай его планы. Заставь его тебе доверять. А когда он потеряет бдительность, укради его ребенка.
— Но почему? — пролепетал Симон. — Зачем вам эта девочка? Она еще совсем маленькая…
— Я хочу того, чего хотел всегда! — зарычал Бьяджио. — Я хочу, чтобы Вэнтран мучился! Он отнял у меня Аркуса. А теперь я отниму у него то, что ему дорого. Это справедливость, Симон. И больше ничего.
Симон пытался взять себя в руки. Это была не справедливость, а безумие, но он не мог этого сказать. Сейчас — не мог. Эрис почти принадлежала ему. Они могут пожениться. Бьяджио дал согласие.
— Милорд, даже если бы я смог войти ему в доверие и украсть ребенка, то как я могу добраться сюда с нею? Мы далеко от Люсел-Лора!
— В Люсел-Лор тебя доставит корабль Черного флота. Пока ты будешь там находиться, корабль будет патрулировать в трийских водах. Он будет там, когда тебе понадобится вернуться.
«Все уже расписано, правда? — горько подумал Симон. — Мастер-кукловод за работой!"
— Милорд, — осторожно проговорил Симон, — пожалуйста, подумайте еще раз об этом. Ваше желание отомстить Вэнтрану затуманило вам мозг. Сейчас надо думать о других вещах. Эррит и Форто…
— Я ими уже занимаюсь! — отрезал граф. — Но Вэнтран слишком долго живет, не ощущая моего гнева. Пора ему помучиться. Пора ему заплатить за то, что он сделал. — Бьяджио подошел вплотную к Симону, почти соприкасаясь с ним носами. — Он убил Аркуса, Симон. Он предал Аркуса, и император из-за этого погиб. И все ради этой проклятой женщины. А теперь я заберу плод их отвратительного союза. Ради Аркуса я это сделаю!
Симон застыл неподвижно.
— Ты сделаешь это для меня, — добавил Бьяджио, — а за это я отдам тебе танцовщицу. Таковы условия нашей сделки. Ты их принимаешь?
— Да, — печально ответил Симон. Это было единственным словом, которое он сумел из себя выдавить: голос изменил ему.
— Ты уедешь через несколько дней, — объявил Бьяджио. — А в твое отсутствие я буду заботиться об Эрис.
И с этими словами золотой граф отвернулся от своего слуги и зашагал прочь.
5
Совесть короля
Крепость Фалиндар стояла на скале, нависшей над океаном, вырастая из каменистой почвы. На обширных просторах Люсел-Лора не существовало здания, которое сравнилось бы с нею по высоте и великолепию и которое имело бы такую же славную историю. Она много веков стояла на вершине, выдерживая войны и ураганы и служа домом королевской фамилии Люсел-Лора — длинной череде трийских аристократов, которые называли себя дэгогами. Дэгоги правили Люсел-Лором из Фалиндара, осыпая себя сокровищами и собранными в виде налогов деньгами и равнодушно наблюдая за тем, как военачальники методично рвут страну на части, присваивая себе огромные территории. В эпоху военачальников последние из дэгогов превратились в марионеток, сохранив только видимость власти — пока наконец их жадный клан не исчез. Остались только военачальники и их свары.
Но Фалиндар стоял. Как память о дэгогах, цитадель была вечной, и в эти дни мира военачальники искали в Фалиндаре силу и совет и просили об одолжениях человека, который называл это место своим домом. Новый хозяин Фалиндара взял на себя эту роль неохотно. Смерть прежнего хозяина сделала невозможным иной выбор.
Ричиус Вэнтран знал печальную историю Фалиндара. Он был лично знаком с военачальниками и сражался рядом с ними против Нара, видел, как его соратники-трийцы гибнут от руки имперцев. Люсилер, новый господин Фалиндара, был его лучшим другом: они стали близки, как братья. И в то же время, спустя много месяцев после окончания войны, Ричиус по-прежнему не понимал трийцев. У себя на родине, в Арамуре, он был королем. Плохим, по его мнению, — но все же королем. Он не считался странным из-за своей розовой кожи. У него были слуги, были обязанности — и дни летели быстро благодаря множеству дел. Он презирал власть, которая легла на его плечи из-за смерти отца, однако она определяла его жизнь. Она давала ей цель.
