барабан. - В эвакуации они не были, патриотизм проявили. А дело и выеденного яйца не стоит: не ждали власти, что немцы за три месяца к Москве выйдут, вот и бросили здесь этих недоумков с мамашами за ненадобностью. Поди и папаша мой от гордости в яме своей пухнет. А не наградили бы ямой - на мосту медяки клянчил'.
# # #
Услышав барабан, Лерка сбросил ноги с постели, где лежал, не раздеваясь, застывший между явью и сном.
Она ждала вчера, его Степка, стосковалась, у двери сторожила. Впустив, лязгнула засовом, наглухо заслонясь от чужих, и обхватила, обдала дрожью. Лерка подхватил на руки бьющееся свое счастье, снес ступенями, уложил на топчан, не отстраняясь ни на миг, вошел в отверзшееся тело, вбивая в него отчаяние свое, и с каждым Степкиным стенанием, как никогда долгим, понимал все тоскливее - не очнется она, не узнает, не с ним она вовсе, и это не он так яростно всаживает в нее бесчувственную плоть, будучи не в силах излить весь свой дневной ужас, а кто-то третий потешается здесь над ними, играет ими, играет в них.
Наконец с детским нелепым вскриком он отдал ей все, опал, забылся - и тут Степка заплакала. Она впервые плакала ему - и капкан защелкнулся, Лерка понял, что никогда уже не откажется от нее, и не таясь вышел из кочегарки на первый свет, ко всему и всем безразличный.
Вернувшись, он не смог уснуть, сидел в своей постели перед чёрным сгустком рояля, неотвратимо проступавшим на свету, а потом решился, подошел крадучись, но едва опустил руки на клавиши, как звуки отозвались в нем болью, потревоженными зубьями капкана.
- Как же теперь? - спросил Лерка.
Он захлопнул рояль, с головой забился в подушки, втиснулся между ночью и днем и лежал не шевелясь, сокрушенный своей победой, пока барабан Сахана не поднял его к окну. Лерка увидел полный движения и света прямоугольник двора, удивился, зачем ему было затевать эту дворовую потеху, и задернул было штору, но внезапное ожесточение заставило его снова взглянуть вниз.
# # #
Когда Лерка прошел в центр укрепления наших, там уже готовились к схватке и был воткнут красный флаг с бахромой, кем-то украденный из школы. Лерка смерил взглядом неприступную ледяную стену и по примеру Марьяна сбросил шапку. Ветер рванул его локоны, по лицу разбежались холодные уколы, и Лерка понял, что не ошибся, не напрасно пришел сюда, - и подобрался, ко всему готовый.
Авдейка угрюмо смотрел на Сахана - вожатого, под чей барабан он должен побеждать, - а потом отвернулся и поднялся в крепость, к штабу фашистов ледяному домику с окном на позицию, над которым болтался черный халат. Легкое недоумение приглушило гомон.
- Ты зачем? - спросил любознательный Сопелка, слепым жребием заброшенный в фашисты.
Не веря своему счастью. Болонка протолкался в ряды наших, заменив Авдейку. Барабан Сахана сыграл атаку и смолк. За ледяным валом ползали фашисты, отбивая комья смерзшегося снега. Началась атака. Летели снежки, сверкали лезвия двух лопат, которыми снизу пытались крушить ледяной вал. Лопаты срывались, оставляя на сверкающем льду легкие матовые следы. Лерка бежал вдоль ледяной стены, отыскивая в ней брешь.
И тут над валом высунулся забытый Сахан. Он висел, цепляясь за вал выброшенными вперед локтями, и нащупывал опору под ногой. Зажав в правой руке лопату, Сахан сильно бил ею повалу. Лопата со свистом резала воздух, описывая сверкающий полукруг.
Расстроенные фашисты бросили охотиться за Леркой и осыпали Сахана ледышками. Тот вобрал голову и размахивал лопатой, ожидая опоры под ногу, чтобы перескочить вал.
- Ледышки кончились! - крикнул отчаявшийся Сопелка, пытаясь остановить Сахана, но палка вылетела у него из руки и перелетела за борт.
- Трофей! - кричали снизу. - Даешь Берлин!
Сахан методично крушил вал, и остановить его казалось невозможным. Вся ненависть к Сахану восстала в Авдейке, игра для него кончилась. Сорвавшись с места, он бросился к кочегарке, но Марьян перехватил его мысль и в несколько прыжков оказался возле груды угля.
- Ложись! - крикнул Марьян.
Фашисты залегли полукругом. Над ними возвышался Сахан, уже нашаривший ногой опору. Он переливался в крепость, когда тяжелый уголь выбил из вала ледяное облако. Сахан не успел понять, что случилось, как жесткий удар, пришедшийся в плечо, сбросил его со стены. Вскрикнув, он выпустил лопату и исчез. Сжимая в руке уже ненужный уголь, Авдейка подбежал к валу, под которым ребята приводили в себя Сахана.
- Бей их! - закричал фашиствующий Сопелка, пылая попранной справедливостью.
И тяжелый поток углей обрушился вниз. Раздались вопли, и наши убежали, уволакивая Сахана.
- Вперед, гони их! - кричал мстительный Сопелка, съезжая вниз добивать дрогнувшего врага.
За ним бросились Ивановы-Гвоздики и безымяиные, эвакуашки, набитые углями.
Авдейка забросил ногу на вал и подумал, что в случае неудачи обратно не взобраться. Но Марьян уже долбил проход во льду трофейной лопатой Сахана. Авдейка зажмурился и съехал вниз, ударившись во что-то мягкое, пахнущее теплом и снегом. Под ним лежал Болонка, хлюпая разбитым носом. Снег у его лица был пробит кровью. Авдейка оттащил Болонку в угол насыпи и бросился в атаку.
Произошло небывалое. Фашисты во главе с мстительным Сопелкой гнали наших в дальний конец насыпи, к штабу красных, не знавшему подобных налетов и потому едва обозначенному снежным барьером. Лерка с разбитым ртом сплевывал кровь и отступал, отбиваясь палкой. Но у нападавших кончились угли. Брошенные в наших, они теперь летели назад, отражая атаку фашистов. Мстительный Сопелка получил по шапке и, пошатываясь, отступил. Атака захлебнулась. Фашисты повернули назад и забрались в крепость по веревке через проход, пробитый Марьяном.
Готовясь к контратаке, Сопелки ползали Гаврошами, собирая разбросанные угли у самого вала крепости. Сахан, бледный от ярости, разминал отбитое плечо, а оправившись от удара, сбегал в кладовку и вернулся с охапкой лопат и двумя ломами.
Над изрытым пространством взлетела барабанная дробь. Сахан и Лерка увидели друг друга, поняли и разошлись шагов на десять, подняв над головами ломы. Между ними строились атакующие с лопатами на изготовку. Сопелка бил в доверенный барабан, блеском и трепетом наливалась вооруженная колонна. Лерка переглянулся с Саханом - ломы дрогнули и понеслись к крепости серебряными нитями.
Кащей, со стороны наблюдавший за игрой, понял, что вал пробьют в двух местах в таком расстоянии друг от друга, что защитить их одновременно не удастся.
- Держись! - крикнул изуродованный Сопелка, и ломы грянули.
Сахан угодил чуть ниже ледяного вала, в кирпичную кладку. Лом со страшной силой отбросило назад, ободрав кожу с ладони. Он затряс обожженной рукой, стал дуть на нее, но получил по спине углем и отбежал, матерясь.
Лерка пробил ломом ледяной вал и с размаху ударился грудью о стену, едва успев уберечь лицо. К нему тотчас подбежал Сопелка-оруженосец, прикрыл фанеркой от града углей, но поскользнулся и упал. Лерка отскочил. Фашиствующий Сопелка сильно перегнулся через вал, стараясь вышатнуть глубоко вонзившийся лом. Лерка увернулся от сброшенной льдины, разорвавшейся у его ног, взвился и повис на конце лома, вывернув на себя часть ледяной стены вместе с вцепившимся в лом Сопелкой. Они обрушились вниз, и, когда развеялась ледяная пыль, Лерка, прикрывая голову, сдавил коленом Сопелку, а потом отбросил.
'Тут и кончат эту крепость, верняк', - отметил Кащей. У него был свободный день - конец шестидневки, - первый выходной, взятый им за последние полгода. С утра Кащей снарядился по-праздничному - поскреб щеки отцовской безопасной, повязал под солдатский бушлат белый шелковый шарф - и отправился на завод. Вернув деньги, занятые на танк, он по случаю хватил стакан водки, и теперь по телу его разливались тепло и дрема.
Кащею было с чего выпить. Он сам отработал долг, не соблазнившись ворованным добром, и тем окончательно на собственнную жизнь вышел. 'Будто окрестился заново, - думал Кащей. - А всех-то дел - повкалывал полгода. От прошлого отломился, счеты свел - и все теперь впереди. Победа близко, и повышать разряд мастер сватает, и Лялька брюхо носит. Еще посмотрю, как мой пацан народится, а там и в армию. Война к концу клонится, живым останусь. Со службы вернусь - а уж пацан мой во дворе себе место отвоевывает. Мой не пропадет - Кащеев. И от блатных я его охраню, когда вырастет, и голод его не ждет - мир-то уже налаживается. Вон народу привалило - двор под завязку. И Марьян вернулся. Надежный мужик, с таким не пропадем...'
Разнежившись, Кащей не сразу заметил небывалое ожесточение дворовой потехи. Он удивился углям, густо сыпавшимся вниз, обилию лопат и ломам, которыми никогда прежде не пользовались, но больше тому остервенению, с которым, не щадя себя, лезли на приступ атакующие и отбивались защитники крепости. Казалось, вся накопленная за войну ненависть разрешается в этой игре, превращая ее в кровавую драку.
Распаляясь азартом, следил Кащей за Марьяном, упрямо и жестко оборонявшим пролом в ледяной стене, за напряженной, как струна, фигуркой Авдейки, за окровавленными Сопелками и бесстрашным Леркой с разбитым лицом. 'Ишь чего творит, пианист, - заметил Кащей. - А изменился - и не узнать. Зверюга, как есть зверюга. Всегда я в нем это чувствовал, а теперь и на взгляд заметно. Хорош. Ну а Сахан при нем шестеркой, как всегда. Однако дерутся славно, не Марьян - так давно бы в крепости были'.
В это время Сахан, стоявший в расстоянии броска от вала, сделал какой-то знак Лерке и побежал. Лерка подпрыгнул, толчком лопаты в живот сбил Марьяна и, падая, опустился на четвереньки. Сахан, уже набравший скорость, толкнулся о его спину и взлетел в пролом. Он тут же рванулся вбок, где мог упереться
