Енисеев спустился вниз, где Хомяков помогал Овсяненко освобождать из кокона Сашу. Она сердито сверкнула на него очами, браво спрыгнула со стола. Затекшие ноги подломились, она упала прямо в руки Енисеева.
– Сейчас-сейчас, не спеши, – сказал Енисеев торопливо. – Хочешь, я донесу тебя туда…
– Господи, что за дурак…
Он передал ее в руки Овсяненко, Хомяков делал знаки за спиной Саши, что-то выгонятельное, и Енисеев, разведя руками, полез обратно наверх.
Морозов был на мостике, неподвижный, как воздух, в котором застыл «Таргитай». Горизонт отодвинулся, далеко-далеко висел огромный багровый шар, очертания его расплывались на полнеба, подрагивали.
– Сколько пробудем в воздухе? – поинтересовался Морозов. – Недели две? Месяц?
– Вряд ли… В график войдем раньше, а тогда можно снова…
– Но недельку-другую проведем в воздухе?
– Боюсь, придется.
Морозов подумал, сказал:
– Ничего, здесь даже безопаснее. Ночи летом короткие, а ветер несет безостановочно. Сверху видно хорошо, можно вести наблюдения.
– Только бы сова сдуру не набросилась, – сказал Енисеев. – Или летучая мышь. Нет, для мыши добыча великовата, а вот если филин – орел ночного неба… Или тоже не рискнет связываться с неизвестным противником? Да, вы правы, здесь безопасно.
Саша его старательно избегала, и Енисеев, тоже чувствуя непонятную неловкость, старался не подходить к ней. Забелин с Черновым под руководством Дмитрия разработали правила нового вида спорта, целыми днями бегали по стропам, воздушному мешку.
В график вошли на шестой день, но двигались пока без посадок. Енисеев все чаще проводил время с Морозовым на мостике. С грустью чувствовал, что боевое товарищество с Сашей и Дмитрием дало трещину. Дмитрий не отдалился, был таким же приветливым, готовым на любые авантюры, но еще больше на авантюры теперь были готовы Забелин и Чернов, и Дмитрий чаще общался с ними, чем с серьезным другом-мирмекологом. Саша сторонилась Енисеева, не хотела вспоминать о недавней беспомощности. Только Морозов становился ближе, понятнее, разговаривать с ним было интересно.
– Страшноватая красота, – сказал Морозов в один из таких дней, когда они вдвоем стояли на мостике, глядя вниз на землю. Все спали, «Таргитай» шел бесшумно, ровно. – Этот мир необитаем! Умом понимаю, что там живут люди, животные, птицы, там огромные заводы, фабрики, ученые центры… Но чувства говорят, что весь этот необъятный мир принадлежит только нам. Микролюдям!
– Ум и чувства издавна в споре, – пробормотал Енисеев.
– Да? Но это преступные чувства. Умом я еще с человечеством, а чувствами уже отделен. А как дело с вами, Евзверий Владимирович?
– Ну… я все-таки больше доверяю уму. Хотя понимаю, что подавляющее большинство руководствуется чувствами.
– Простейшими чувствами!
– Ну, и простейшими тоже. Однако здесь одни интеллектуалы! Они живут мозгами.
Морозов покачал головой, губы его скептически поджались:
– Да? Вы не замечаете, что все мы здесь постепенно меняемся?
– Да вроде бы нет, – ответил Енисеев с неопределенностью.
Морозов хмыкнул, в его голосе Енисееву почудилось сожаление:
– Да, вы специалист по насекомым. Меняемся, Евзубрий Владимирович, меняемся. Только на Забелина и Чернова посмотрите! Это были такие сухари, такие фанаты физико-химии… А сейчас любой опыт бросят, только свистни насчет вылазки, охоты. Да и вы тоже…
– Я? – удивился Енисеев. – Ну уж нет! Каким был, таким и остался.
– Да? Ну-ну. Дай бог. Как вы считаете, готов этот мир для нас?
– Мир готов, – ответил Енисеев с сожалением, – мы не готовы. Сюда с радостью хлынут диктаторы всех мастей! В Старом Мире хоть как-то можно прижать фашистский режим. Там даже апартеид рядится в белые тоги, а здесь тысячи лет можно прожить без контакта с соседями. Рай для мафии, захватившей власть в какой-нибудь банановой республике. Да и не только в банановой… Тут не только могут называть своими именами все города и все проспекты, но и вообще…
– Что «вообще»?
– Даже не представляю, что может здесь возникнуть. Тамерлан, Аттила, Чингисхан – это невинность в сравнении с тем, что может возникнуть здесь. Антиутопии Замятина и Оруэлла покажутся раем.
– Ну, теперь люди достаточно грамотные, – возразил Морозов. – Не допустят!
– Да? Найдутся религиозные фанатики, гангстеры, мизантропы, психопаты. Заберутся в дебри, где их не отыскать и за миллион лет. Из собственных семей могут вырастить монстры-нации, расы, государства. Их не обнаружить, пока сами не захотят обнаружиться. К тому времени они могут разрастись до таких размеров, что империя Карла Великого рядом с ними покажется детской площадкой!
– Гм… Но нельзя перебарщивать с контролем. Одно общество страшно. Легко просмотреть истину. Пусть цветут все цветы, как сказал один философ.
– Цветы бывают и ядовитые.
