пытается стащить, сорвать, бросить на землю, и директор все ускорял карабканье, ускорял, пока наконец не решился оторвать живот от ствола.
Енисеев впервые видел, как держится в такой непривычной для себя роли начальник экспедиции, все- таки ему привычнее бы в мягком кресле крупного руководителя, но, когда он догнал Морозова, тот с самым невозмутимым видом уже не карабкался, а именно бежал по вертикальной стене стебля.
Более того, Енисеев ощутил, что этот бывший… кем он там был в прошлом, пока не ушел в отставку и не занял кресло директора?.. этот бывший явно обгоняет его, более молодого и знающего этот мир, и сколько Енисеев ни наддавал, разрыв неуклонно увеличивался.
Земля начала расплываться, когда увидели, как в сторону от ствола уходит первый лист, шириной с автомобильное шоссе, уходящее в далекий серый туман.
Морозов с ходу перебежал на лист, здесь уже поднялся с четверенек, сделал несколько шагов по этому зеленому волосатому полю. Лист даже не колыхнулся под его немалым в недалеком прошлом весом.
– Сюда? – перепросил Дмитрий. – Там есть лист еще выше! На нем можно запрыгнуть дальше…
– Зачем нам дальше? – сказал Енисеев. Добавил загадочно: – Время еще не пришло для дальше…
Морозова догнали на середине листа. Тот тянулся вдаль, как прямая линия, начерченная по линейке, и очень не скоро начал угадываться изгиб книзу. Лист заканчивался острым кончиком, словно лезвие ножа. Дмитрий остановился на краю, подошел Морозов. Оба оглянулись на Енисеева.
– Прыгаем, – ответил тот на молчаливый вопрос.
Морозов заколебался:
– Это как ночной прыжок…
– Да еще в туманную погоду! – бодро сказал Дмитрий. – Эх, как давно это было.
Енисеев молча соступил с листа. На этот раз он падал значительно быстрее, чем когда прыгал с деревьев на Полигоне. Там от земли поднимались теплые потоки воздуха, а здесь он чувствовал, что летит, словно падающий камень…
Водяная пленка прогнулась под его телом, будто он упал на слабо надутый резиновый мяч. Он раскинул руки, покачался на поверхности, после долгой паузы поблизости рухнули Дмитрий и Морозов. Ни один не пробил водяной пленки, качаются, Дмитрий что-то проорал, но Енисеев не разобрал слов.
– Здесь? – крикнул Дмитрий.
– Держитесь за мною, – ответил Енисеев.
Поблизости из воды поднималась зеленая осклизлая стена. Ее стены закруглялись, это напоминало такой же зеленый резервуар, что они встретили на суше, когда основание можно обойти вокруг, а стены уходят на такую высь, что теряются в серо-зеленом тумане.
Как называется это водяное растение, Енисеев, к своему стыду, не знал, водяными не занимался, для него все это «камыш» и «осока», хотя от камыша узнавал только метелки, а про осоку знал, что ее листьями можно порезаться. Так в Старом нелепом Мире…
Поверхность воды время от времени прорывали огромные серебристые шары. Видно было, как они медленно поднимаются из темных глубин, раздвигая воду, затем вспучивают поверхность, а затем изумленный Енисеев слышал сухой треск, словно рвалась не водяная пленка, а новенькая рубашка. Серебристый пузырь исчезал, разбрасывая мелкие капельки, а в ноздри ударял застоявшийся воздух, немного с гнильцой, теплый и насыщенный донными запахами.
Он встал на четвереньки, побежал, подражая водомерке. Морозов и Дмитрий догнали его у самого стебля. Дмитрий выдавил из тюба разжижитель, Енисеев первый ступил в неприятно пахнущее пятно. Вода повела себя сразу же, как обычная вода: он провалился с головой, некоторое время погружался, затем раствор разбавился настолько, что пришлось зависнуть как черепахе, дальше воду продавливал с огромным трудом. Двигаться приходилось как в густой сметане. Никакой груз не потянул бы вниз, довелось усиленно работать руками и ногами, как плавниками.
Вода чудовищно переламывала изображение; когда сбоку показался Морозов, Енисеев дернулся, будто увидел морского змея. Дмитрий уверенно обогнал обоих, его тело колыхалось как у плывущего дельфина, он буквально ввинчивался в плотную воду, Енисеев с завистью проводил его взглядом.
Сам он двигался вниз головой, себе казался морской черепахой с ее коротенькими беспомощными лапками. Впрочем, даже черепаха дала бы ему сто очков вперед. Его длинные руки захватывали воды столько, что одним рывком смог бы достичь дна… если бы хватило силы загрести, однако приходилось пропихиваться, как через прозрачный клей.
Дважды видел, как его обгоняли жуки-плавунцы. Эти ныряли с легкостью, быстро-быстро загребали сильными мускулистыми лапками. За ними тянулись блестящие воздушные мешки. В сторонке Морозов даже завис с растопыренными руками и ногами, смотрел, выпучив глаза, не понимая, как это воздух держится просто-напросто сам по себе на мохнатой заднице жука.
Из тьмы выступило непривычно яркое оранжевое дно. Солнечные лучи пронизывали воду насквозь, кристаллы песка искрились даже здесь. Дмитрий медленно двигался к пустой раковине перловицы, размерами похожей больше на небольшой ангар для спортивного самолета.
Енисеев знаками показал Дмитрию, что раковину неплохо бы придвинуть ближе к стволу. От неосторожного шага его приподняло, а пока он беспомощно барахтался и пытался опуститься, Дмитрий уже ухватился за край, ноги его от усилий начали погружаться в дно.
Огромная пустая раковина показалась Енисееву размером с перевернутую цистерну, Морозов поддел ее с другой стороны, ноги директора под тяжестью тоже медленно погрузились по колени. Раковина нехотя качнулась, сдвинулась, Енисеев наконец опустился рядом с Дмитрием, подхватил со своей стороны.
Раковина медленно опустилась на песок, Енисеев тут же прорезал зеленую липкую стену водяного дерева. Нож входил туго, другой рукой пришлось вцепиться за что-то на той стороне, наконец прямо в лицо выплеснулись первые пузырьки воздуха, крупные, серебристые…
Дмитрий с перекошенной рожей ухватил руками первый же переливающийся шар. Тот прогнулся, Дмитрий попытался его запихнуть под край раковины, но серебристый шар потащил его вверх. Ноги оторвались от песка, затем Енисеев увидел, как такой же шар поменьше сорвался с губ десантника, но что
