могут быть построены в самой-самой глуби земной коры… Уйти по трещинам максимально вглубь, вплоть до магмы или земного ядра… если такое возможно, я не специалист, где вовсю изучать, изучать, изучать…
Морозов нахмурился:
– Что-то у меня с ушами случилось. Вы говорите «изучать», а мне слышится «жить» да «прятаться».
– Это от давления, – сказал Дмитрий авторитетно. – Уши надо чистить, Аверьян Аверьянович. Вот вылезем, я шепну Бусе…
Морозов зябко передернул плечами. Енисеев посматривал искоса, что сказать, не знал. Морозов чувствует подвох в каждой фразе. Возможно, улавливает обостренным чутьем администратора, привыкшего к намекам и недоговоркам, как мирмеколог в самый последний момент слова «колония» или «поселение» поспешно заменяет на требуемое словосочетание «научная станция»!
– Выбираемся наверх, – сказал Морозов наконец. – Это впечатляюще, но… не актуально. Чтобы забраться под воду, я уж не знаю, каким сумасшедшим надо быть…
Енисеев смолчал, для него все сумасшедшие, кто не увлечен муравьями, как для Дмитрия – кто не умеет прыгать с парашютом, но ведь и для Ива Кусто только сумасшедшие не мечтают переселиться на морское дно?
Они вылезли на берег, когда водоотталкивающая пленка уже начала сползать со скафандров. Дмитрий ругался и сбрасывал горстями рыхлые комья воды, похожие на студень. Морозов брезгливо отряс ноги, вода липла, как на подошвы глина, оглядел далекий лагерь орлиным взором.
Навстречу понеслись ксерксы. Саша умело оседлала своего Сашунчика, он несся как снаряд, не чувствуя ее веса, сяжки врастопырку, жвалы распахнуты. Дмитрий развел руки радушным жестом, Сашунчик налетел и сразу же начал облизывать с ног до головы длинным гибким язычком.
– Это нечестно! – вскричала Саша. – Пусть тебя твой монстр нацеловывает!
Дима осмотрел Дмитрия и, заметив какое-то пятнышко на шее двуногого друга, старательно зализал. Буся с радостным вереском перепрыгнул с башки муравья на плечо Дмитрия.
Саша поинтересовалась у Морозова:
– Аверьян Аверьянович, хотите – подвезу?
Морозов смерил ее хмурым взглядом:
– А спина не переломится?
– Да не я, – поправилась она поспешно, – а мой Сашенька!.. Он такой добрый, замечательный…
Морозов покосился на раздвинутые жвалы, те прямо подрагивали от жажды схватить кого-нибудь и перекусить, на всякий случай отодвинулся:
– С ними даже рядом идти… страшновато, если честно. А уж ездить!
– Но я ж езжу!
Морозов благосклонно кивнул:
– По возвращении рассмотрим вопрос о присвоении тебе следующего звания.
Енисеев видел, как Дмитрий уже раскрыл рот, явно напомнить, что и он тоже ездит, даже раньше начал, но со стороны лагеря послышались радостные вопли. Больше всех вопил и размахивал руками Хомяков. Как выяснилось, обнаружил целую россыпь сладких комочков меда, каждый размером с огромную тыкву, которыми растения усеяли верхние листы. Уже нагрузил всех, размечтался, как пришлет сюда даже оставшихся в большом лагере, чтобы собрать, унести, ведь пропадает же такое добро…
– Все! – оборвал его Морозов. – Возвращаемся!.. Разведка была, можно сказать, удачной. А полученные данные обработаем в штабе, так сказать.
Обратно Дмитрий бежал далеко впереди, а Саша с двумя ксерксами замыкала колонну. Ослы и ученые, по определению Наполеона, держались в середине. Дмитрий на ходу переговаривался с Бусей, по сторонам вроде бы не смотрел, но все увидели, как он вдруг остановился так резко, словно налетел на дерево.
Енисеев уловил слабый кисловатый аромат, а когда воздух чуть сдвинулся, запах стал сильнее. Ноздри затрепетали, по коже прошла легкая дрожь. Перед глазами как воочию встала колонна красных муравьев, что неслась стремительным потоком. Он даже успел увидеть их размеры, очертания, но тут пласт воздуха сдвинулся, все смешалось, словно в зеркально спокойную воду бросили камешек.
Морозов ухватил бинокль, а Енисеев пробормотал озадаченно:
– Амазонки?.. В этом регионе?
Морозов проворчал с неодобрением:
– Какие еще там амазонки? Вам бы все о бабах, Евклитий Владимирович… Эх, молодость… Там бегут красные, как огонь, муравьи! Целая туча… Нет, не туча – идут красиво, образцовой колонной, чуть ли не в ногу… Не какая-нибудь казачья орда гуннов.
– Это и есть амазонки, – пояснил Енисеев вежливо, но терпеливо, как надлежит разговаривать с тупым, но, увы, могущественным начальством. – У них еще характерные шипики на лапах, а посмотрите на горниста, который ведет в поход! Только у него…
Морозов неспешно двигался вперед, пока не остановился рядом с впередсмотрящим Дмитрием, Енисеев в течение трех минут рассказывал про амазонок, их боевые колонны, построение, захваты, а у Морозова челюсть отвисала все ниже. Наконец он опустил бинокль и уставился на него выпученными глазами:
– Но… как?.. Они так далеко, что даже в бинокль я едва различал! Но, вы правы, построение именно такое. И горнист в точности…
Енисеев пошлепал губами, но не нашелся что сказать, вздохнул, промямлил:
– Хорошо, что наши ксерксы их пока не видят… Они амазонок не любят.
