– Сэр калика, она христианка.
– Русских христиан поскреби как следует, обнаружишь родян. Даже скрести не надо, и так просвечивает… Нет, тут что-то иное.
Лицо его окаменело, и чем больше Томас смотрел, тем больше сжимался, а в груди как будто кто-то ковырял ножом. Глаза калики потемнели, брови сомкнулись, а желваки вздулись, как наплывы на старом дубе.
– Опять приманка?
– Да, – сказал Олег медленно. – Боюсь, что в вашем христианском раю нас как раз и ждут настоящие. Те, кто проникал в ад и строил нам ловушки.
Томас долго молчал, струи дождя разбивались о его голову и плечи яркими брызгами. Прошептал едва слышно:
– То-то мне показалось, что Сатана о Ярославе вовсе не слыхивал…
Гром ломал небосвод с такой яростью, что от грохота трещала голова и ломило уши. Молнии слепили, а ливень бил по земле так, что взлетающие комочки грязи выглядели странным чудовищным чертополохом. Олег взглянул из-под руки на блестящую, в потоках воды фигуру рыцаря, прокричал зло, едва прорываясь сквозь грохот:
– Говоришь, Илья-пророк на колеснице там носится? Странные забавы у смиренного пророка!
Томасу почудилось покушение на устои религии, крикнул предостерегающе:
– Неисповедимы пути Господни!
Олег услышал, гаркнул еще злее:
– Ну да, неисповедимы!.. Все исповедимо. Если знаешь, за какой конец меча браться.
Томас вытянул руку, чтобы убедиться, что даже кончиков пальцев не увидит за ливнем, но тяжесть падающей воды пригнула руку, словно к ней подвесили скалу.
– Дьявол! – ругнулся он невольно. – В аду было хоть сухо. Да и тепло…
Олег крикнул яростно:
– Дурак он, твой Илья-пророк! Скалы и так блестят, а он еще поливает… Остальной дождь вон в море сбросит, а народ на полях дождя не дождется!
– Сэр калика…
– Задницу бы надрать твоему пророку!
Среди грохочущих туч страшно треснуло. Молнии полыхнули особенно ярко, и в блистающем облаке появилась четверка коней, влекущая колесницу. Томас едва успел увидеть на передке высокого человека с непокрытой головой. Волосы трепало ветром, лик яростен, глаза горят жаждой убийства. Он был в белой хламиде, но в разрезах широких рукавов блестели металлические щитки, оберегающие руки от чужого оружия.
Колесница во мгновение ока оказалась на земле. Кони храпели и яростно били копытами, высекая снопы багровых искр. Человек из колесницы крикнул страшным голосом:
– Кто здесь собирался надрать мне задницу?
Олег опешил, пробормотал:
– Ничего себе пророк… Это с его-то разбойной рожей? Такой напророчит… всю жизнь будешь отвары пить, да и то ежели уцелеешь!
Томас зашептал горячо:
– Сэр калика, повинись! Повинись, говорю. Пророки все милосердные, простит.
– Это он-то милосердный? – изумился Олег. В голосе калики были страх и изумление. – Эй, мужик!.. Мы с тобой не ссорились! Или ссорились?.. Больно голос твой знаком…
Человек в белой хламиде уже соскочил, в правой руке держал огненный кнут, вокруг сгорал воздух, волна жара достигла лица Томаса. Он ощутил, как нагреваются доспехи. Илья-пророк двигался с легкостью, несмотря на тяжелые железные поножи, грубые сапоги на двойной подошве, окованные блестящим железом. Щит и меч остались в колеснице, Томас не успел разглядеть герб, а сам пророк сделал два шага в сторону растерянных людей, но вдруг заколебался, остановился, а затем и вовсе попятился к колеснице.
Олег, к ужасу Томаса, выскочил следом:
– Да погоди ты!
– Нечего мне с тобой… – прорычал пророк. Спина уперлась в колесницу, он бросил кнут не глядя на дно, тот сразу погас, а Олег неожиданно вскрикнул:
– Перун!
Илья-пророк вздрогнул, взялся рукой за борт, намереваясь подняться в колесницу. Олег в два прыжка очутился рядом, ухватил за широкий белый рукав:
– Погоди!
Илья-пророк грозно вперил в него страшные очи:
– Смертный!.. Ты осмелился…
Олег пробормотал:
