– Вон тот дворец… присмотрись, вон сияние!.. и есть хехалот. Там бесконечные залы, переходы, на пороге каждого – стража с крыльями. И не только с крыльями. Проверяют достоинства каждого… А у нас, сам понимаешь, достоинства из ушей выплескиваются. Направо и налево раздаем, один пар остается. Но я не знаю, какие им подойдут, а какие нет. Я не все запомнил, когда мне один ученый иудей… или христианин рассказывал, больно слезы пускал да умилялся. За охами и воплями о величии Всевышнего я не разобрал, какие тут замки и как охраняют.
Томас не отвечал, его трясло. Зубы стиснул, чтобы не опозориться стуком… Наконец-то проклятый хехалот… вообще-то божественный дворец самого Творца, но здесь пленницей его невеста, а калика, хоть и язычник, тоже подтвердил, что за красивую женщину можно разнести два таких хехалота. А то и три.
По-прежнему перебежками, но он чувствовал, что приближаются к цели упорно и неотвратимо, как две падающие звезды.
Сияние от небесного дворца шло вверх и в сторону, он выглядел окруженным радугой, только эта радуга состояла из белого чистого цвета разных оттенков. Массивные колонны поддерживали широкую кровлю, широкие ступени блистали белым как снег мрамором. Томас рассмотрел высокие ворота, медные, судя по цвету. Они оставались чуть в тени, потому он не мог разобрать узора на половинках створок.
Дворец горделиво высился посреди роскошного двора, а сам двор был окружен высоким ажурным забором. Сколько Томас ни всматривался, ворот не заметил. Впрочем, обитателям дворца ворота ни к чему, крылья перенесут и через забор, но, с другой стороны, Томас ощутил, что в порхании через забор есть нечто и унижающее рыцарское достоинство. Конечно, обитатели хехалота… ну и придумали же имя!.. не рыцари, но даже домашние куры и гуси стремятся ходить достойно через ворота, а не пытаются взлетать на забор.
– Должны быть, – сказал он убежденно. – Это я говорю как рыцарь, который не один дворец брал! Обойдем с той стороны.
– Обойдем, – согласился Олег.
Зелень пахла свежестью и необыкновенной чистотой. На листьях еще вздувались капельки росы, хотя утро давно миновало, ни тли, ни гусениц, лишь худые поджарые муравьи носятся стремительно и ошалело, сяжки так и секут воздух. Олег задержался на миг, не в силах понять, чем же питаются бедные насекомые, проследил взглядом за цепочкой толстых, с раздутыми брюхами. Наверху, где кора потоньше, самые сильные прогрызли кожу, там выступил сок, и муравьи припали, как поросята к матке, пили жадно и торопливо, не давая перелиться через край и течь по ветке на землю.
– Все равно глупо, – пробормотал он.
– Что? – не понял Томас.
– Я говорю, муравьи, как и люди, все едят. Кроме травки и ягод, им бы и мяса… Нет, недосмотр. Нет- нет, сэр Томас, я не заговариваюсь. Вот там впереди что-то хлопнуло! По-моему, крыльями…
Томас не успел вспылить, муравьи, видите ли, не тем питаются, а что сами не ели сутки, впереди в самом деле из-за угла мелькнуло белым. Словно ветерок колыхнул краем одежды. Стиснул зубы, потом рассчитается, медленно начал продвигаться за кустами.
С той стороны в самом деле оказались ворота – тяжелые, широкие. С навесом, чтобы переждать дождь, хотя какой дождь на седьмом небе… а может, и бывает, Всевышний может любить дождь, почему нет, ручки из чистого золота, блестят. По обе стороны стоят, как две белые статуи, серафимы с огненными мечами. Томас заметил под белыми хламидами добротные доспехи, похоже, миланской работы, легкие и удивительно прочные. Сапоги скорее парадные, для верховой езды непригодные, каблуки высоковаты, за стремя будут цепляться, а голенища приспущены, что мешает и при ходьбе.
– Опять драться? – прошептал Томас. – Не будет мне вовек прощения…
– Отступишь?
– Ты что? – удивился Томас. – Сам же говорил, что за красивую женщину… А тут не просто красивая, тут Ярослава!
Он поперхнулся, попятился в кусты. По усыпанной золотым песком дорожке навстречу шло, пока что не видя их, массивное животное ростом с раскормленного теленка, с оранжевой шерстью, сплошь усыпанное круглыми, как у совы, глазами, только с длинными ресницами, человечьими веками. Глазами покрыты морда, бока, спина, ляжки, вплоть до копыт. Увидев копыта, Томас перевел дыхание, уже знал, что любой зверь с копытами разве что лягнет, но уж не кинется и не покусает.
– Что это? – спросил он пораженно.
– Кто из нас христианин? – огрызнулся Олег. Он дернул Томаса в глубь кустов, и животное медленно прошествовало мимо. Пахнуло слабым ароматом мускуса и чесночной колбасой. – Это… как их… помесь престола с властями. Только чего они здесь? Я уж подумал было, что ислам отвоевал у твоих христиан эти земли. Ты можешь пробежать во-о-он до тех кустов без своего конского топота?
Томас обиделся:
– Я смогу, но эти все равно увидят.
– Хрен они увидят.
Олег пошарил под ногами, Томас видел, как из его ладони выскользнуло что-то сверкающее, на той стороне колыхнулись ветви, стражи немедленно повернулись в ту сторону, вытянули шеи. Томас сорвался с места, с похолодевшим сердцем помчался через открытое место, чувствуя себя не просто голым и беззащитным, но со снятой кожей, клятвопреступником и святотатцем хуже сарацина.
Глава 11
Затаившись за створками ворот, Томас с бешено бьющимся сердцем ждал, обливаясь жарким потом. По ту сторону ворот опять шелестнули ветви, потом словно бы стражи переступили с ноги на ногу… или сдвинулись в сторону посмотреть, Томас затравленно ждал, только сейчас ощутил во всей полноте свое святотатство, богохульство, пренебрежение святынями, архипреступность…
Но мимо прошмыгнуло серое, он ощутил запах кислой псины, и, встрепенувшись, душа вскинула его на ноги, заставила догнать калику. Они пробежали на цыпочках уже вдоль внутренней стороны ограды. Томас прошептал в бессильном страхе:
