рассаживались на седлах и с вежливым поклоном принимали от холопа ковш горячего ароматного напитка.
– Я созвал вас, бояре, – начал Умильный, убедившись, что в палатке собрались все самые богатые помещики, – дабы обрадовать благой вестью. С этого дня и с этого часа начинаем мы исполнять желание государя нашего Иоанна Васильевича, коий мир в здешние степи принести желает. А для достижения мира путь есть токмо один: мирных татар от станичников и советчиков дурных потребно оградить, дурных ногайцев, что воли государевой не принимают – истребить. Отныне станем мы идти по Уралу главной ратью, готовые ворога нечестивого встретить. А дабы не скрылся он в снегах широких, проверять станем окрестные степи от реки на один конный переход. Между Волгой и Уралом переходов всего два, а посему всяк, здесь обитающий, либо нам, либо разъездам дьяка Даниила Федотовича попасться должен.
– Лепо, – зашевелились бояре. – Верно затеяно.
– Отныне полк головной, Петра Ховрина, увеличиваю до двух тысяч детей боярских, передавая ему все ополчение, окромя ветлужсткого, керженецкого и арзамасского. Идти он станет со мной и стрельцами по Уралу, и токмо коли большие недружеские кочевья найдем, то для их разорения выступит. Ополчение арзамасское разделяю надвое. Боярину Илье Горбатому под руку отдаю ополчение бояр Мутлохова, Чернухи, Сатиса-барона и Сатиса-Нильского. Боярин Ворсма с соседями вторую рать составит. Сие будут полки левой руки. Каженный день один из полков станет на один переход уходить от реки, степь проверяя, а на следующий день назад возвертаться. Второй полк вперемену с ним ходить станет. Полками правой руки станут керженецкое ополчение под рукой боярина Брилякова и ветлужское под командой боярина Варнавина.
– Не бывать такому! – неожиданно вскочил один из витязей, в сверкающих пластинах которого заплясали алыми язычками десятки отражений трех освещающих палатку свечей. – Никогда Уваровы под Варнавиными ходить не станут! Их земли хоть и богаты, да род всего шесть колен считает!
– Мои шесть колен супротив твоих дорогого стоят! – поднялся другой боярин, лет сорока, с лопатообразной черной бородой, среди волосков которой блестели капельки растаявшего снега. – Деда моего в Ливонском походе сам Иван Грозный[132] ополчением нижегородским командовать поставил!
– Потому их тевтонцы и потоптали под Пернавой!
– Сядьте, бояре! – хлопнул ладонями по коленям Умильный. – Нашли когда свару из-за местничества затевать. Коли так, пусть помещик Уваров в керженецкое ополчение переходит, а боярин Чернуха – к ветлужцам.
– На Угре Иоанн Васильевич ветлужцами полк моего отца подкрепил! – опять возмутился Уваров. – Стало быть, я командовать ими должен, а не на равных ходить!
– Чернухинский род подревнее Уваровского будет! – почти сразу вступил в спор другой боярин. – Негоже мне под Варнавиных идти, коли даже Уваровы не хотят!
– Хватит! – повысил голос Илья Федотович. – Что же вы, бояре, все о местничестве печетесь, а не о деле государевом?!
– Дело государево – рода древние не позорить, – опять остался недоволен Уваров.
– Ничего менять не стану! – вздохнул Умильный. – Чернуха в своем ополчении остается, Уваровы в своем…
Воевода на пару секунд прикрыл глаза, лихорадочно думая, как выйти из сложной ситуации. Перекидывать ополченцев из одного полка в другой нельзя. Пока он среди родов свое место определит, чтобы и предков не опозорить, и других не обижать – немало времени пройдет. А рати в дозоры пора отправлять. Назначить ветлужцам воеводой Уварова вместо Варнавина тоже нельзя. Лука Варнавин не согласится, раз уж его дед однажды предками Уваровых успел покомандовать.
– А воеводой ветлужского ополчения назначаю боярина Андрея Беспамятного! – громогласно объявил Илья Федотович, и облегченно перевел дух. Его боярского сына здесь не знал никто, сам служивый тоже предками кичиться не способен. Стало быть, и повода для свар и споров не появится. – Приказываю на рассвете полкам Беспамятного и Ворсмы в степь выступить в поисках ворога и кочевий татарских. Дружеских ногайцев трогать запрещаю под страхом смерти! Государю дружба их нужна, а не страх. Подходите к степнякам с ласкою, радость у них появлением своим вызывайте. А кто мысли темные питает – режьте без жалости. На русской земле для них места нет.
Доверив Андрею полк кованой рати в две с половиной сотни всадников, холопов Илья Федотович прибрал-таки себе, выделив в знак уважения только Прохора и Трифона. Впрочем, последний, скорее, напросился в дозоры сам, не в силах усидеть при своем характере в скучном обозе.
Однако здесь, в степи, особого веселья не наблюдалось. Белый серебристый простор, расходящийся во все стороны до самого горизонта. Изредка вдалеке проглядывали темные пятна небольших рощиц, да и те стояли заиндевелые, словно в плотно облегающем белом трико. Ветер дул в лицо, куда не поворачивай, покалывая кожу мелкой ледяной крупкой, небо затягивала полупрозрачная белесая пелена. Везде только белизна, холод, ветродуй.
Отряд шел на рысях, протаптывая извилистую дорожку от взгорка к взгорку: на возвышении снежный наст не доходил и до колена, тогда как в низинках мог накопиться и по пояс. Двести всадников с рогатинами у стремени, щитами на крупах коней, меховыми налатниками на плечах, подбитыми мехом или ватными шароварами на ногах тянулись длинной, зловеще шелестящей железом змеей, прислушивающейся и приглядывающейся к происходящему вокруг полудесятком дозоров, разосланных в стороны и вперед. Но пока она не встречала ничего: ни кочевий, ни копающих траву стад и конских табунов, ни ногайских разъездов, ни даже следов на мягком снегу.
Андрей, покосившись на небо, поднес к глазам левую руку и сам же рассмеялся просочившемуся из далекого прошлого случайному жесту.
– Ты чего, боярин? – поинтересовался Трифон.
– Да вот, думаю: не пора ли на ночлег вставать? Стемнеет, кажется, скоро.
– Токмо тут не нужно, – забеспокоился холоп. – Давай до рощи дойдем, вон она видна. Костер разведем, согреемся маленько, солонину обжарим.
– Давай, – пожал плечами Матях. Ничего против того, чтобы сделать ночлег немного комфортнее, он не имел. – Давайте-ка с Ефремом вперед, посмотрите, что там и как.
– Сделаем, боярин, – пришпорил коня Трифон и помчался вперед.
