трещотки.
– Пойдем на гулянку? – предложил Степа, беря ее за руки.
– Не, не хочу, – замотала головой девушка. – Хочу в тишине посидеть. Пошли на берег?
– Идем! – оживился паренек.
Агрипина на миг ощутила волну стыда. Ведь Степка явно решил, что она хочет побить с ним наедине, а девушка всего лишь предпочла не показывать всем в поселке, что гуляет с соседом. А ну, как еще какой жених объявится? К чему лишать себя возможности выбрать кого получше? Нашепчут ведь всем сразу…
Волна прокатилась, и исчезла, а Рипа в качестве вознаграждения за обман прижалась к Степану покрепче – пусть порадуется.
До околицы оставалось всего три дома, после чего втрое сузившаяся пыльная дорога отвернула промеж полей к лесу, убегая куда-то в дальние края. Девушка потянула своего парня к березам, опустилась на траву под их шелестящими кронами. Отсюда, со склона холма, далеко были видны темные некошеные луга по ту сторону реки, густые леса напротив монастыря, алая полоса вечерней зари далеко у горизонта.
– Хорошо-то как у нас! – вырвалось у Агрипины.
Красива русская земля. Леса, реки, луга. Летом травы ароматные вырастают, цветы чудесные – гляди не наглядишься. Ляжешь, на мягкую траву, небо над головой высокое, даже страшно – словно падаешь в него. Зимой, по серебристому насту с этого самого склона на санях, да по ледянкам кататься можно с такой скоростью – дух захватывает…
– Я тут от нечего делать прялку решил вырезать, – неожиданно признался Степан. – Вроде, нарядная получается… Хочешь, подарю?
– А не боишься, что я на ней здесь по склону зимой кататься стану? – рассмеялась Рипа от неожиданной созвучности своих мыслей степкиному предложению[66].
Паренек дернулся, набычился, отвернувшись в сторону, и девушка, придвинувшись поближе, положила руку ему на плечо:
– Степа, ты чего, обиделся? Да шучу я, шучу…
Тот повернулся, качнулся к ней, и Рипа неожиданно ощутила на своих губах его горячие губы, упав от толчка на спину. Парень навалился сверху, не дав ей сразу его отпихнуть, но вместо раздражения девушка неожиданно ощутила странное приятное томление, разгорячившее тело. Степина рука с силой сжала ее грудь, и опять вместо боли прикосновение вызвало сладкое томление, желание чего-то близкого, но непонятного, неведомого, и лишь когда наигравшись с грудью рука, задрав подол заскользила по ноге, Агрипина спохватилась и отпихнула кавалера в сторону:
– Ты чего удумал, охальник?!
– Ничего, – невинно пожал плечами сосед. – Я ведь только так, дотронулся…
– Знаю я, чем ваши «дотронулся» заканчиваются! – возмущенно ответила Рипа, дернув плечом, однако не уходила, и даже не поднималась с травы.
– Не обижайся, Рипушка моя, – опять придвинулся к ней Степан и снова впился в губы поцелуем. И опять приятное томление потекло по телу и, кажется, за такие чувства она позволила бы ему все, что угодно… Кроме одного… Того самого, чего парень и хотел.
А жадные руки ласкали сквозь ткань ее грудь, бедра, время от времени опять проникали под подол, сперва добравшись до коленей, потом чуть выше, еще…
– Все, мне пора! – тяжело дыша, вскочила Рипа и торопливо оправила сарафан. – Отец с матушкой ждут…
Она взглянула на горизонт, усыпанный звездами и поняла, что пропустила все указанное время, какое только можно. Впрочем, она едва не упустила и еще кое что… Наверное, еще немного – и она бы точно не выдержала, отдала себя всю и навсегда…
– Все, я побежала! – отмахнулась она и кинулась к дороге, страшно боясь того, что Степан отправится ее провожать, захочет поцеловать на прощание… И она уже не сможет уйти… Совсем…
Пробежав по темной улице, она отворила родную калитку, толкнула дверь: так и есть, заперта. Сдержал-таки родитель обещание, закрылся. Агрипина отвернула к сараю, поднялась на чердак, на почти опустевший с прошлой осени сеновал и упала в душистые сухие травы. Тело ее все еще помнило состояние душевного томления и, закрыв глаза и окунаясь в него снова и снова, девушка неожиданно подумала, что Степка, пожалуй, совсем не так плох. Ласковый, любит безмерно. За ним, как за каменной стеной жизнь проживешь…
Она проснулась от оглушительного хлопка. Потом послышался еще, и еще один – словно гроза началась и гром над самой головой грохочет. Однако, дождя слышно почему-то не было, да и свет сквозь щели в стене не пробивался. Зато слышались какие-то странные голоса – гортанные выкрики, стоны. Еще на улице различались топот копыт и конское ржание.
«Кто же это по ночам лошадей выгоняет?» – удивилась Агрипина, и тут ночь внезапно прорезал тонкий, режущий как нож истошный женский крик. Ему ответил еще чей-то крик, потом еще один вопль, громкий вой. Хлопнула калитка двора, следом загрохотал засов ворот.
– Эй, кто здесь? – услышала она голос отца, и в ответ услышала дружный многоголосый хохот. В щелях задрожал алый отблеск факелов.
– Не-ет!
– Помогите!
– Что вы делаете?! – в последней фразе Рипа услышала материнский голос. – Нет, не тро-о…
– Мама-а!
Девушка, испугавшись за мать, кинулась было к дверце сеновала, но в последний миг испугалась уже за себя, метнулась к россыпям сена, принялась зарываться в них. Она еще не поняла, что случилась, но
