координаты.
Оставалось только ждать. Специализирующиеся на визуальном наблюдении агенты знают десятки способов незаметно выйти на позицию. Смеющаяся парочка у газетного киоска, угрюмого вида мужчина, с сомнением рассматривающий представленные на витрине «эротические средства» из латекса и кожи, молодой человек с розовыми, как свежее яблоко, щеками, закованный в джинсовую курточку, турист с фотоаппаратом на шее – все они могли исчезнуть в одну секунду, уступив место людям с одинаковым профилем, избегающим визуального контакта друг с другом, но при этом словно соединенным невидимой нитью, концы которой находятся в руках скрытого от глаз координатора.
Однако такое внедрение всегда нарушало общий пейзаж, вносило дисгармонию в хаотичный, но естественный ритм движения, и внимательный наблюдатель мог это заметить. Поведение человека в толпе определяется закрепленными в подсознании правилами и моделями, и тот, кто старается следовать им целенаправленно, зачастую выдает себя именно этим.
Два человека в лифте никогда не становятся рядом; если в кабине оказалось более трех человек, каждый старается избежать зрительного контакта. Когда в кабину входит еще кто-то, остальные перегруппировываются, сохраняя между собой максимально возможную дистанцию. Этот маленький танец исполняется всегда и повсюду, во всех лифтах мира: люди ведут себя так, словно их специально этому обучили, но при том совершенно бессознательно, даже не думая о том, что заставляет их отступить немного вглубь, сделать полшага вправо или влево. Тем не менее модель поведения очевидна для того, кто с ней знаком и обладает даром наблюдения. Схожие модели – эластичные и аморфные, но вполне реальные – можно обнаружить везде, в том числе и на улице. Они проявляются, в частности, в том, как люди собираются у витрины магазина или выстраиваются к журнальному киоску. Агент, занявший пост там, где обычно останавливаются из чистого любопытства, незначительно, но все же нарушает естественный порядок. Разумеется, заметить это может лишь достаточно восприимчивый человек с развитой интуицией. Эмблер знал, выразить словами, что происходит, невозможно – это просто чувствуешь. Сознательная мысль логична и неспешна. Интуиция срабатывает мгновенно и чаще всего точнее. Ему хватило нескольких минут, чтобы удостовериться в отсутствии выдвинувшихся на позиции наблюдателей.
Бледнолицый прибыл на такси, которое остановилось около «Макдоналдса». Выйдя из машины, он неуверенно потоптался на месте, поозирался по сторонам и в нерешительности остановился. Вести себя так мог только полный профан, не понимающий, что выдает себя с головой.
После того как Кастон исчез за дверью ресторана, Эмблер проводил взглядом отъехавшее такси и выждал еще пять минут, наблюдая за улицей. Ничего. Никаких признаков скрытой активности. Никаких примет развертывания оперативных сил противника.
Он перешел запруженную толпами прохожих улицу и проследовал в «Макдоналдс». Внутри было сумрачно, а красноватые лампы вызывали невольную ассоциацию с кварталом красных фонарей. Кастон сидел в угловой кабинке с чашкой кофе.
Эмблер купил пару гамбургеров с беконом и занял место за столиком в задней трети зала, откуда был хорошо виден вход. Потом, перехватив взгляд американца, кивком пригласил его к себе. Судя по всему, Кастон выбрал кабинку только потому, что она находилась в углу. Такую ошибку не мог бы позволить себе даже начинающий агент. Если противник появляется там же, где и ты, то это потому, что он знает, где тебя искать. В таком случае предпочтительнее увидеть его первым, чтобы успеть предпринять защитные действия. Оставаясь вне поля зрения, ты лишаешь себя единственного преимущества.
Американец опустился на стул напротив Эмблера. Вид у него был далекий от счастливого.
Эмблер внимательно оглядел зал. Оставалась еще возможность, что Кастона используют вслепую, что где-то в одежде или обуви спрятан сигнальный радиомаяк – в таком случае опергруппа могла держаться в стороне, ориентируясь на сигнал и дожидаясь удобного момента.
– А вы больше, чем на фотографии, – заметил Кастон. – Хотя и фотография была маленькая, три на пять.
Эмблер пожал плечами.
– Кто знает, что вы здесь, со мной? – нетерпеливо спросил он.
– Кроме вас, никто, – проворчал бледнолицый. И снова в его голосе не было ничего, что выдало бы фальшь. Лжецы, соврав, часто смотрят на вас, чтобы проверить вашу реакцию на ложь, решить, клюнули вы на нее, или для убедительности надо добавить еще порцию. Те же, кто говорит правду, полагают, что им верят на слово, а потому к дополнительным приемам воздействия не прибегают. Внимание Кастона привлекал не столько собеседник, сколько лежащие на подносе гамбургеры.
– Собираетесь съесть оба?
Эмблер покачал головой.
Американец кивнул и, взяв «ройял», набросился на него с жадностью изголодавшегося путешественника.
– Извините, – пропыхтел он, набив рот. – Давно не ел.
– Неужели во Франции так трудно с хорошей едой?
– А вы как думали? – не замечая сарказма, ответил Кастон.
– Неважно, что я думаю. Расскажите мне о себе. Кто вы такой? На церэушника не очень-то похожи. Впрочем, вы вообще не похожи ни на агента, ни на полицейского. – Он скользнул взглядом по сидящему напротив странному субъекту – покатые плечи, животик. – Знаете, вы смахиваете на бухгалтера.
– Так оно и есть. – Американец выхватил из кармана автоматический карандаш и нацелил на Эмблера. – Со мной шутки плохи. – Он улыбнулся. – До ЦРУ работал в Аудиторской палате. В Управлении уже тридцать лет. Просто я из тех, кто обычно держится в тени.
– В тылах?
– Не всем же быть на передовой.
– И все-таки, как вы попали в Управление?
– Нам что, больше поговорить не о чем?
– Рассказывайте, – приказал Эмблер, добавив угрожающих ноток.
Кастон кивнул, поняв, что тот, кого он знал лишь по оперативному псевдониму, спрашивает не из любопытства.
– Если коротко, история такая. Сначала я работал по корпоративным мошенничествам на Бирже. Потом проверял «Эрнст и Янг». Между тем какому-то умнику в Вашингтоне пришло в голову, что Управление и само представляет собой, по сути, компанию. Вот они и решили, что им нужен человек именно с моим набором способностей. – Он отхлебнул кофе. – Оказалось, что не ошиблись.
И снова полное соответствие слов и мимики.
– Получается, что меня нашел не профессионал-оперативник, а самый заурядный любитель. Ветеран канцелярской службы. – Эмблер покачал головой. – Уж и не знаю, смеяться или трепетать от страха.
– Я, может быть, и ветеран канцелярской службы, но это не значит, что я полный идиот.
– Нет-нет, как раз наоборот, уверяю вас. А теперь расскажите, как вы меня нашли и зачем.
В уголке рта аудитора мелькнула и тут же исчезла самодовольная улыбка.
– Все было просто после того, как я узнал, что вы в Париже.
– В городе, как вы сами упомянули, с одиннадцатимиллионным населением.
– Вот и я об этом подумал. Спрятаться в Париже не так-то легко, в городе действуют разведки нескольких стран. Я бы даже сказал, что для человека в вашем положении это последнее место, куда можно было бы податься. Раз так, то вы там не для того, чтобы уйти под землю. Тогда для чего? Работа? Но если вы ее выполнили, то должны были скрыться. Оставалось предположить, что вы что-то ищете. Некую информацию. И где же вы наверняка не стали бы ее искать? Где меньше всего можно ожидать появления бывшего сотрудника Отдела консульских операций? Разумеется, в представительстве этого самого отдела, расположенного, как известно, в парижском консульстве. Так, по крайней мере, рассуждали бы мои коллеги.
– И вы, действуя вопреки логике, отправились туда и заняли наблюдательный пост на лавочке через дорогу.
– Я исходил из того, что информация, которую вы ищете, имеет какое-то отношение к ОКО и что вы скорее всего попытаете счастья там, где чувствуете себя как дома.
– То есть вы действовали по наитию, а?
