фарфоровых слоников, выстроенных на полке. — Этого я не знаю. Могу лишь сказать, всмотревшись в призму, что он носит рыжие волосы и не дурак выпить, хотя после этой процедуры у него прогрессирует косоглазие. Большего я, как и вы, не могу рассмотреть.
— Нету там такого, — угрюмо вставил Мирон Мироныч.
Все посмотрели на него. Пристальнее всех посмотрел Куксов.
— Ну как же нету, барин? — весело сказал Мамай. — Там даже название улицы можно прочитать: Ста-ди-он-ная. Вот. Но что мы видим! По темной Стадионной улице, трусливо приседая и останавливаясь, пробирается еще один гражданин, причем в противоположную от семейного очага сторону. Он также прижимает к груди портфель, в котором также котлета, белье и поддельная командировка. Наш второй герой часто озирается, хихикает, и на его толстом безбровом лице можно увидеть самые пошлые намерения в отношении супруги своего сослуживца. Незнакомец стучится именно в ту дверь, из которой недавно выпорхнул наш старый знакомый Адам… Все! Обмен визитами состоялся!
— Нет! — крякнул Куксов.
Мирон Мироныч и Владимир Карпович обменялись враждебными взглядами. Общественность тесно сомкнулась вокруг содержательного сосуда, в стекле которого тотчас же отразились искаженные преломлениями лица.
— Ну! Ну, поднатужьтесь! — убеждал Мамай. Разве вы не видите?
— Вижу, — процедил баптист, прозревший первым. — Вижу… Чью-то безбровую ряху там вижу… — Недобро ухмыляясь, он посмотрел поверх банки на сидящего напротив дворянина. — Ах, это вы, Владимир Карпович! А я вас сразу и не узна-ал.
— А-а, это вы, Мирон Мироныч, — В тон ему ответил Куксов. — А я думаю, чья это там харя косоглазая из банки зырит?
— Перестаньте паясничать, — осадил обоих ясновидец. Кулачный бой между ревнивыми мужьями в его программу не входил. — Если вас так возбуждают древние события — обратимся к более свежим. Лев Аронович, какую эпоху вы выбираете?
— Я в вашу дурацкую банку смотреть не собираюсь-м, — напыжился директор базара. — Чепуха какая-то-м.
— Ну еще бы! По сравнению с тем, что там еще можно увидеть, это просто чепуха. А увидеть там можно многое. Можно, к примеру, увидеть, как один партийный деятель едва не упек в сумасшедший дом своего соратника, воспользовавшись слабостью его здоровья. Вы хотите спросить: почему едва? Нет, не потому, что таинственный душегуб передумал; не надо надеяться, что сердце его тронула жалость к сослуживцу. Свой черный замысел он осуществил полностью и довел коллегу до нужной кондиции. И единственная причина, по которой соратник не угодил в психушку, та, что на больных такого ранга не принято было надевать смирительную рубашку. А сейчас в этом просто нет необходимости. Так он и остался, бедолага, на свободе и со съехавшей крышей. А действия нашего душегуба, между прочим, квалифицируются как причинение тяжкого телесного повреждения другому лицу. Попросту говоря, лишение свободы от двух до восьми лет. Ну, как вам моя призма времени, Лев Аронович?
— Дам-м, баночка стоящая, — нехотя согласился Брэйтэр и, предчувствуя недоброе, засобирался в путь.
Мамай учтиво склонил голову.
— Прикажете завернуть?
— М-м, нет, спасибо-м, у меня, знаете, и без того товару много скопилось. Недавно прикупил-м.
— Как хотите. Тогда мы продолжим. Время, как известно, безгранично, особенно в своей призме. Только что мы там наблюдали какую-то чепуху, сущий пустяк, цветочки, так сказать. Сейчас будут ягодки.
— Сколько? — зарычал Лев Аронович. — Сколько за банку? Вот, получите. Больше у меня нет. Возьмите и бумажник, он кожаный. До свидания.
— Куда же вы без баночки? Пардон, без призмочки. А мелочь свою обратно заберите. Я сюда не за подаяниями приехал, — говорил Потап, чеканя слова и напирая на магната грудью. — Банку можете взять даром. Воду можете вылить, у вас в кране такая же. Ваше будущее я могу предсказать и без нее. И оно мне видится довольно мрачным, товарищ секретарь райкома. Торжественную часть объявляю закрытой, добавил прорицатель, обращаясь ко всем присутствующим. — Перейдем к существу вопроса.
Дело принимало неожиданный оборот. Афанасий Ольгович робко привстал, намереваясь немедленно удрать, но, вспомнив, что ужасные события разворачиваются в его доме, был вынужден сесть на место. В животе свиновода раздалось тревожное бурчание. Если раньше будущее рисовалось ему исключительно в черном цвете, то теперь оно исчезло вообще. 'Пропал', — понял Афанасий Ольгович.
— Я из центра, — продолжал между тем Потап. Плечи его расправились, желваки напряглись, под сдвинутыми бровями сверкнули честные глаза, и он стал похож на человека с плаката
'Вот откуда у них сведения! — ужаснулся директор базара. — Целая картотека!' О бегстве нельзя было и помышлять.
— …Для оказания практической помощи со мной прибыл представитель недавно созванного
— Извините, — подал голос Харчиков, — а по каким вопросам товарищ Степан будет давать консультации?
— У товарища Степана за плечами двадцатилетний стаж подрывной деятельности. Его специфика: террористические акты, массовые беспорядки, разрушение плотин и дамб. Особенно ему удаются саботажи, — не без иронии заметил бригадир. — Кроме того, он является специалистом широкого профиля по выявлению провокаторов и их ликвидации…
Лица собравшихся окаменели.
— В общем, я вижу, товарищи, что партия в вас не ошиблась, и прошу с этим смириться. А теперь вкратце обрисую обстановку. Обстановка, товарищи, тяжелая. И наши информированные источники сообщают, что она будет ухудшаться, но это, товарищи, хорошо. Потому что, как сказал однажды я, чем хуже — тем лучше. Дела у новых властей валятся из рук вон плохо. И чем хуже они будут валиться у них, тем, стало быть, они лучше будут ладиться у нас. И наоборот. Что мы имеем на текущий момент? На текущий момент мы имеем шатание масс, брожение мыслей… в умах… в умах шатающихся масс. И этими умами нужно поскорее овладевать путем направления масс в нужное нам русло…
'Начитанный человек, однако', — с уважением подумал Мирон Мироныч, прислушиваясь к мудреным фразам товарища из центра. Судя по уксусным физиономиям остальных, они мыслили примерно так же.
— …Народное добро разворовывается, распродается, причем совершенно даром. Везде царит засилие буржуазной культуры, засилие насилия и насилие засилия…
— А ceкcy, сексу сколько развелось! — поддержал баптист, возбуждаясь.
— Да, товарищи, — мрачно согласился оратор, гадости хватает. Развелось ее так много, что девать уже некуда. С этим пока надо смириться и в определенной степени поощрять. По проверенным сведениям народ жизнью недоволен. И чем меньше он ею будет доволен, тем скорее падет нынешний режим. А когда он падет, то кого, по-вашему, народ призовет на его место? Вас, товарищи. Вас, истинных почитателей морального кодекса строителя коммунизма, сыновей нравственности и порядка. — Мамай сделал широкий жест, после чего сыновьям нравственности сделалось одновременно стыдно и хорошо. — Обстановка тяжелая. В новых условиях нужны новые методы. Наша деятельность должна иметь легальные формы, но нести при этом нелегальное содержание. Учитесь у молодежи! Где сейчас райком партии? То-то, сами видите, что от него остались гнусные остатки, крохи, можно сказать. А где, спрашиваю я, райком комсомола? Вроде б как тоже нет. Но на самом деле мобильный отряд наших сменщиков засел в своих родных стенах и крепко удерживает позиции. Состав тот же, производственные площади те же, только вывеску сменили. Корпорация
