Идолов не кантовать

— Изыскал, — задумчиво сказал пожарный, взвешивая свою ношу. — Но пока не все.

— Понял. Поищите еще.

Процедура повторилась. Мамай вложил еще одну бутылку, и инспектор вскоре вернулся на круги своя.

— А сейчас? — заинтересованно спросил Потап.

Инспектор оторвал от пола портфель и вновь опустил.

— Ну? — допытывался Потап. — Как пожароопасность? Снизилась?

— Почти, — ответил ненасытный младший лейтенант.

Мамай оторопел.

— Что? Ну, хорошо.

И, больше не таясь, извлек четвертую бутылку и раздраженно сунул ее в лапы пожарному.

— А огнетушитель у вас есть? — неуверенно проговорил инспектор.

— Нет! И не будет!

Инспектор с сожалением вздохнул, взял под мышку заметно потяжелевший портфель.

— Прощайте, коллега, — вежливо выталкивал его Мамай.

— А что… А что, мы с вами коллеги? Вы тоже были пожарным?

— Нет. Я просто тоже люблю гостинцы. Прощайте. Заходите еще. Не очень часто. Прощайте.

***

Был четверг. День, который при социализме считался рыбным. После падения тоталитарного режима куда-то пропала рыба, и четверг стал просто постным. В 'Реставраторе' четверг был днем политпросвещения.

Козякинские бизнесмены немало удивились бы, узнай они, что по четвергам, ровно в 16.00, трудовой коллектив загадочного общества конспектирует сочинения В.И.Ленина.

Потап сидел во главе стола и гнусаво диктовал:

— Только добровольное и добросовестное, с революционным энтузиазмом… Записали? Энтузиазмом производимое, сотрудничество массы рабочих и крестьян в учете и контроле… Мирон Мироныч, не отвлекайтесь.

— У меня ручка не пишет, — заскулил Коняка.

— Возьмите мою, — строго велел председатель. — Записали? Продолжим:…за жуликами, за тунеядцами, за хулиганами может победить… эти пережитки проклятого капиталистического общества, эти отбросы человечества, эти безнадежно гнилые и омертвевшие члены… о-мер-твев-шие… эту заразу, чуму, язву… Кстати, о заразе. Где Цап? Где наш одинокий бюргер? Увеличивает поголовье скота?

— Может, его того… репрессировать? — выдвинул предложение Мирон Мироныч.

— Не надо. Пока. Но передайте, что товарищ Степан о нем справлялся. Правда, товарищ Степан?

Эфиоп важно кивнул.

— Ладно, передам, — нехотя согласился баптист. — Но лучше бы, конечно, репрессировать.

— Это противоречит статье 94 морального кодекса строителя коммунизма. От семи до пятнадцати, предупредил Мамай.

— То строителю коммунизма от семи до пятнадцати, а я не строитель. Я прораб. Все мы здесь… прорабы… И товарищ председатель… и товарищ Степан особенно… — Баптист заискивающе улыбнулся представителю Интернационала.

— Вот и приведите, гражданин прораб, на следующее занятие товарища Цапа.

— Как же мне его убедить? Вы же не хотите…

— Запомните: лучшее средство убеждения — положительный пример в личной и общественной жизни! Ясно?

— Не совсем. Каким из них убеждать Цапа?

— Не имеет значения.

— Почему не имеет? Набить морду в общественном месте — оно поучительнее будет.

Потап с сожалением взглянул на соратника и махнул рукой:

— На ваше усмотрение.

Получив санкцию на положительный пример, Коняка заметно приободрился.

— Продолжим, товарищи, — сказал председатель, открывая пятый том сочинений Ленина.

Подпольщики дружно вздохнули и склонились над конспектами.

Начальник сбыта, сидевший к лектору ближе всех, старался не пропустить ни слова и от усердия вываливал язык. Отделы агитации и пропаганды враждебно косились друг на друга, прикрывая свои записи ладонями. Экс-диссидент часто прерывался, возводил очи горе и что-то тихо шептал, очевидно подбирая рифму к трудным революционным фразам, затем спохватывался и торопливо наверстывал упущенное. Сидевший в отдалении директор базара, знающий, должно быть, труды классика наизусть, лишь изредка делал в своей тетради какие-то пометки и штрихи. Сначала он намалевал корову и ведро. Потом — куб, еще одну корову и на ее боку поставил свой автограф. В углу странички Брэйтэр изобразил птичку. Птичка принесла с собой воспоминания о нескольких сотнях открыток с дурацкими голубями и напрасно потраченных деньгах. Злобно зачеркнув пузатую птицу, Лев Аронович перевернул лист.

Наконец Мамай захлопнул пыльный том и отодвинул его на край стола. Все бросили писать. Все, кроме товарища Степана. Шевеля толстыми губами, эфиоп продолжал выводить какие-то каракули. Незаметно бригадир пнул его ногой.

— Вы, наверное, разворачиваете мысли вождя? — приветливо поинтересовался Потап.

— Да, — глупо закивал негр, — я разворачиваль.

— Hy. Развернули?

— Да, я развернуль уже.

— Очень хорошо. А теперь, товарищи, — обратился Потап к райкомовцам, — поговорим о культуре. Так вот, совместно с 'Агрегатом' и националитическими силами, нами планируется одна акция.

— Путч? — осторожно спросил Куксов.

— Почти. Конкурс красоты — 'Мисс Козяки'.'Реставратор' выступает одним из спонсоров.

Брэйтэр испуганно икнул, ибо сразу понял, что спонсором будет выступать не столько 'Реставратор', сколько он сам.

— У вас есть возражения, Лев Ароныч? — склонился к нему председатель.

— Нет, — дрогнул Брэйтэр. — Но только зачем он нам?

— Нужен, — твердо сказал Мамай. — Покажем чуждое влияние Запада.

Руку поднял сектор художественной самодеятельности:

— Скажите, имеются в виду те состязания, когда… когда по сцене бегают эти… голые женщины?

— Да, — произнес председатель, — народ должен увидеть всю голую правду, какой бы прискорбной она ни была. Опять же влияние Запада покажем.

— Помилуйте, да какое еще там влияние! — развел руками Брэйтэр, еще надеющийся не попасть в число спонсоров. — Все, что можно было, он и так нам показал. Давайте лучше вон еще одну статью изучим, 'Как нам реорганизовать рабкрин' например. Или… или давайте красный флаг вывесим, например, на крыше дома товарища Коняки? Или Цапа?

— А чего это у меня красный флаг вешать? — возмутился Мирон Мироныч. — У меня дом низкий, никто стяга не увидит. Вот ваш если взять…

— Тихо, тихо, товарищи! — призвал Потап. Мирон Мироныч, я не хочу делать из своей личности культа и не хочу навязывать свое мнение. Я вас спрашиваю демократично: лично вы за красный флаг на вашем доме или за конкурс красоты во Дворце культуры? Говорите откровенно, не стесняйтесь. У нас полная демократия.

— Я? Я за конкурс.