— Хорошо. А вы, Христофор Ильич? Ответьте нам со всей партийной принципиальностью, вы за конкурс или за флаг на вашей крыше?
Харчиков осторожно покосился в сторону директора базара, потом на эфиопа и громко сказал:
— Если с принципиальностью, то я за конкурс! Нужно показать… влияние Запада.
Потап удовлетворенно кивнул и развернулся к Куксову.
— Ваше мнение, Владимир Карпыч.
— М-м… Н-ну-у, — важно проговорил агитатор, приняв вид мыслителя. — А скажите, а в этой акции ее участники действительно будут представляться в обнаженном виде?
— Не совсем, конечно, но зрелище обещает быть интересным. До безобразия интересным. И к тому же не
— Да? — расцвел агитатор. — Безобразие. Ну что ж, полезное мероприятие, полезное. Я — за.
Мнение Сидорчука и эфиопа никто не спрашивал. Молчание экс-диссидента было расценено как пассивное согласие. А по бесконечно изумленным глазам товарища Степана и так было видно, что вся затея принадлежит ему.
Председатель встал.
— Итак, подведем итоги. В результате демократического поименного голосования принято решение — действовать. Лев Ароныч остался в позорном меньшинстве. Но несмотря на это… Невзирая на критические, принципиальные выступления товарищей… Материальное обеспечение акции мы единодушно доверяем вам, Лев Аронович!
— Денег нет вообще, — угрюмо сказал магнат.
— Ничего, найдете. Если будут трудности — зовите меня, вместе поищем. Далее, — деловито продолжал Потап, — Игнат Фомич, вы возьмете на себя художественное оформление и организуете выступление самодеятельности. Лучше вас никто не справится. Подробные инструкции позже. И последнее…
Председатель сел, тяжелым взглядом обвел присутствующих.
— Ответственное задание, — чеканя согласные звуки, изрек он. — По партийной линии. От нас требуют одного представителя, который должен войти в состав отборочной комиссии… Эту задачу мы единодушно возложим… возложим на… Мирон Мироныч, кажется, вы у нас ба
— Сделаю все возможное, — чистосердечно заверил пропагандист, сознавая всю важность поручения. — Партбилет с собой брать?
— Оставите у меня, в сейфе. Дело новое. Будьте бдительны. Вперед не высовывайтесь, присматривайтесь к работе своих коллег.
— Сделаю, — вновь пообещал Коняка. — А что делать-то?
— Как вам сказать… Это как картошку сортировать: мелкую — отдельно, порченую — отдельно, крупную — тоже отдельно. Вы сидите. Она заходит. Раздевается.
— Кто?
— Претендентка. Да вы не впадайте в панику, вы там не один будете. Итак, она разделась почти до нижнего белья. Вы посмотрели, оценили по критериям и решаете: допускать ее до следующего тура или не допускать.
— А по каким критериям? — продолжал допытываться бестолковый баптист.
Мамай сдержанно зарычал.
— Уши, — сквозь зубы сказал он. — Плечи. Шея. Особое внимание обращайте на ноги, чтоб не кривые были и не особо волосатые. В общем, полагайтесь на свое чутье. Отбирайте так, как будто жену себе опять выбираете.
Куксов, маявшийся на своем месте уже несколько минут, нетерпеливо вскинул руку.
— Мне кажется… — вкрадчиво заговорил Куксов, — я думаю… разумнее будет доверить это дело мне. Иначе мы все рискуем потерять ответственного работника. А учитывая нехватку кадров… сами понимаете. Мы не имеем права рисковать товарищем Конякой. Да вы у него спросите, он и сам откажется.
— Это почему это? — запротестовал баптист. — Не собираюсь я отказываться. Задание партии, понимаете… Почему отказываться?
— Потому что Пятилетка Павловна вам шею свернет, — с тихой радостью пообещал Куксов.
— Что-о?! Мне? Да я… Да я ей! Вот она у меня где! — и театральным жестом Коняка поднес к носу оратора костлявый кулак.
Владимир Карпович невнимательно осмотрел предъявленный кулак и, отвернувшись, буркнул:
— Ну, ну.
— Так что же, может, супружница ваша и впрямь возражать будет? — спросил засомневавшийся председатель.
— Не будет.
— Точно?
— Да я ее…
— Хорошо. Тогда все свободны, товарищи. Лев Ароныч! Вы, кажется, хотели переписать
— Я лучше дома, — ответил Брэйтэр, бросившись к выходу.
Кабинет № 6 быстро опустел. Коридор наполнился топотом, и мимо испуганной уборщицы промчалась группа пасмурных личностей.
Наступила тишина, прерываемая лишь мелодичными вздохами тряпки и редкими хлопками печатной машинки: новая секретарша кооператива
Уже на улице, настигая в темноте Коняку, председатель грозно предупредил:
— И чтоб завхоз завтра же здесь был!..
Минуту спустя с пустынной площади Освобождения ветер принес чей-то жалобный крик:
— До-ло-о-ой рулевы-ы-ых инфля-а-ации!
Это, бегая вокруг памятника, орал от тоски замерзающий пикетчик.
Глава 7. Свинья в мешке
Но Цап не пришел. Не явился он ни на другой день, ни через день, ни через неделю.
Пережив кое-как остаток той кошмарной ночи, когда состоялось историческое заседание, и в страхе дождавшись бледного рассвета, Афанасий Ольгович, не мешкая, совершил набег в ближайший продуктовый магазин. Там его не арестовали и даже пустили в общую очередь. Истратив половину своих наличных сбережений, начальник тыла запасся провиантом с таким расчетом, чтобы можно было выдюжить месячную осаду и не умереть с голоду. К великому изумлению Цапа, на обратном пути его тоже никто не стал арестовывать, за ним даже не было слежки. Сочтя это дурным предзнаменованием, он зашел во двор с потайного входа и запер наглухо калитку, дверь и ставни. Общественная конспиративная квартира превратилась в частную крепость.
Несмотря на то что Афанасий Ольгович был избран на мирную должность завхоза, идти в большую политику ему не хотелось. Его замкнутой сельскохозяйственной натуре были чужды высокие трибуны, дворцовые интриги и прочие непременные атрибуты политической карьеры. Тем более, зная свою пожизненную неудачу, вольный фермер не без основания полагал, что если из всей этой заварухи вылезет какая-нибудь неприятность — а она обязательно вылезет, то падет она исключительно на его бедную голову.
Посему Цап решил переждать грозу в собственном убежище, слабо надеясь, что на такого непутевого работника, как он, в конце концов плюнут и забудут. Мамин сын не подозревал, что именно за эту
