втолковывал про новую жизнь, которая теперь пойдет, про новый дом и прочее. Грипа слушать-то слушала, но и свое припевала:
– Ну, до чего разумный зять у тебя, Полюша. По-умному он все раскладает. Вот моих бы зятьев Господь надоумил… Или б вот у Федора они получились. А то мои дочушки мужьев себе понаходили каких-то с сырью. Так, пустодомные мужики. А он, вишь, как раскладает…
От добрых слов и выпитого Федор еще более разгорячился, ему тут же, не медля, новую жизнь хотелось начать.
– Рулетка где? Олег? Маша? – вскочил он с места. – В Москве какую брал. Пятидесятиметровая, специально. Где?
– В машине где-то.
Федор пошел к машине, все перевернул, но вернулся с новенькой рулеткой.
– О! – показал он круглую, посверкивающую на солнце коробочку. – Специально на толчок ездил. С рук. В магазине не достанешь. Олег, тащи свой альбом, карандаш, линейку. Рисуем план.
Тут же тарелки были в сторону отодвинуты, освобождая место для новой заботы. И мужики склонились над бумагой.
Женщины отсели от стола на лавочку, под тополь, Грипа принялась Марию дотошно расспрашивать: как на севере живут, да что едят, да сколько денег получают. Мария рассказывала охотно:
– Заработки не сравнить, даже смешно. Вот ваши, дочери ваши, зятья, сколько получают?
– У них разве добьешься, такие хитручие…
– Ну, пусть сто рублей, ну, мужчины сто пятьдесят. А у нас Федя получал пятьсот. Я – почти триста.
Грипа вскидывалась и застывала, рот забывая закрыть.
– …но климат, климат. У нас как говорят: июнь – еще не лето, июль – уже не лето. Снег может выпасть. Купаться нельзя. Бывает, все лето так в пальто и проходим. А уж как ночь завернет…
Баба Поля все это знала из писем и прежних рассказов, но снова, как в первый раз, горько ей слушать было о таком житье. Глядела она на дочь, на внука, на зятя, искала на лицах следы их немыслимой жизни и тут же думала, чем бы пригреть их, порадовать. Думала, думала и придумала. Решила курицу зарубить да свежей лапшой попотчевать. Отвыкли, поди, от свеженького, все консервы да консервы. А в консервы чего не напихают.
Тут в мирные бабьи разговоры мужики влезли.
– Все, готово! – доложил зять Федор и рассмеялся довольный. – Идите, глядите! – и, не дожидаясь, пока женщины поднимутся, сам подошел с альбомом в руках.
– Ну-ка, Олег, – обратился он к сыну, – объясни, какой мы проект соорудили. Пусть утвердят, внизу вот здесь распишутся.
Олег принялся растолковывать, показывая линейкой:
– Дом будет двухэтажный…
– Какой-какой?.. – недоверчиво спросила Грипа.
– Двухэтажный. Наверху будет две комнаты: моя и для гостей.
Грипа к Полине повернулась, тихо спросила: «Ты слышь?» Полина кивнула головой.
– В самом низу под домом будет гараж, мастерская, погреб, – объяснял Олег. – На первом этаже вот веранда, видите… Потом коридор, прихожая, направо в зал входим, налево кухня с кладовкой, там дальше туалет, ванная. А прямо по коридору бабушкина комната. После зала там спальня, и всё. Но оттуда можно на веранду выйти. А наверху еще балкон.
Грипа внимательно следила за кончиком линейки, которой указывал Олег, вытянув шею, вглядываясь, и хотя ничего не видела и тем более не понимала в рисованных перепутанных линиях, но слушала настороженно, даже испуганно. Потом толкнула Полину:
– Это чего такое делается?
Баба Поля лишь вздохнула в ответ, она толком и не слушала, а слышанному веры не давала. Мало ли что дите говорит. Да и в конце концов Полине разве дом был нужен? Она свое в домах отжила. Ей к иному пора готовиться. А дети пусть по-своему делают, как хотят. Им теперь жить.
– Это чего ж, – поджимая губы, спрашивала Грипа, – уборная при доме будет? Не гребостно?
– А как же в квартире, тетка Грипа, в городе? – отвечал Федор. – Все по-городскому сделаем. Сантехнику, септик сделаем, водопровод.
– Вода в хату пойдет?
– Пойдет.
– А чего, и пойдет, – со вздохом сама себя убедила Грипа. – Вон Чинегины сделали. Ходила, глядела. Вот так-то придавишь, – ткнула она пальцем, – щелканет и течет. И баня, значит, при доме?
– И баня. Ванную поставим, душ, все как положено. Греть воду в колонке. Все удобства. Приходи, мойся.
– Спасибо за приглашение.
Грипина разговорчивость куда и делась. Сидела она, опустя руки, слушала-слушала, с тем и поднялась.
– Дай бог, дай бог, – сказала она. – Помогай вам бог. Спасибо за угощение. Простите Христа ради, – и уж у самой калитки Полине сказала: – Ху-ух, и зять у тебя разумный, да и внук. Мне бы хоть одного такого Господь подослал.
И после ухода Грипы зять с внуком не успокоились, от бумаги к земле перешли и мерили ее, перемеряли вдоль и поперек, палочки втыкали, все прикидывали. Баба Поля в их дела не мешалась. Пусть себе тешатся. Будет еще время по-доброму, всерьез обо всем поговорить. Ведь дело затевалось нешуточное.
Вечером стали устраиваться на ночлег. Баба Поля, как и в прошлые разы, приглашала гостей в дом, свою кровать уступала. Но они уж, видно, привыкли в машине спать. Правда, на этот раз Мария решила остаться в доме, на материной будничной кровати.
Пока постели устраивались, колготились, уже и свечерело.
– Бабушка, – спросил Олег, – а у тебя телевизора все нету?
– Зачем он мне нужен?
– Как зачем, глядеть. Кино показывают.
– Сроду я его не глядела.
– Без телевизора плохо, – сказал Олег. – Тогда будем спать.
– Это правильно, – одобрила баба Поля. – Это для здоровья, чем глаза-то ломать.
Следом за сыном зазевал и запотягивался и полез в машину Федор. Мать с дочерью тоже не засиделись, пошли в хату.
После долгой отлучки да с воздуха таким тесным, прямо-таки неправдашним показалось Марии материнское жилье.
– Ой-ей-ей, – покачала она головой, оглядывая и трогая рукой стены и низкий потолок. – Как же мы жили-то здесь, мама, как умещались, а? Ведь… сколько? Трое, четверо… а с Ванечкой пятеро… О-о-о… – Она глядела вокруг и поверить не могла, что в этих тесных и низких земляных стенах, под этим жалким кровом когда-то жила она и росла.
– А как вошли мы сюда, – вспомнила мать, – ты уж забыла? Как кинулась мне на шею, говоришь: лучше нашего домика на свете нету, мамочка. Не помнишь?
– Не знаю… Забыла… Да нет, помню, как мы входили… Тыквы у нас еще много было, желтой такой. Везде накатано.
– Точно. Хорошо в тот год тыква уродилась. После никогда такой не было, сколько сажала. Може, на мою кровать ляжешь? Я же привычная.
– Ложись, мама, на свою. Я и здесь.
Улеглись и потушили свет. И лишь тогда, в темноте, спросила баба Поля:
– Вы взаправди надумали здесь строиться? Или смеетесь…
– Ты чего?.. Какой смех. Мы еще в тот раз, когда были, прикидывали.
– А чего мне не сказались?
– Зачем раньше времени трезвонить? Сейчас, знаешь, жизнь какая. Одно надумаешь, а получается…
– Значит, взаправди, – поверила баба Поля. – Ну что ж, вам здесь неплохо будет.
