Так ведь агрессия, злоба, коварство, стремление разодрать и съесть — это является сутью и тех и других, — и хищных животных, и бесов! Собственно, в этом и заключается эзотерика образа дьявола — его, зачастую, традиционно, изображают в виде некого антропоморфного существа с элементами диких зверей — когти, клыки, рога, шерсть…
О восприятии бесов в виде тёмных или чёрных теней, больших или небольших.
Сначала приведём краткую справку в описании православном:
«…Одни лишь огненные глаза демонов сверкали в преисподней тьме, и носились пред ним (одним молитвенником) их исполинские тени, готовые сдавить его и сжечь своим гееннским дыханием»[13].
«Дьявол с громким криком и рыданием бежал от того места, причём все слышали вопль его и видели тень, пронёсшуюся по воздуху» («Жития Святых» свт. Дим. Ростовского).
А теперь гораздо подробнее, с пояснениями у Кастанеды об этом же виде бесов, именуемых «летунами»:
«Я увидел-таки некую странную чёрную тень, которая легла на листву деревьев. Это была то ли одна тень, двигавшаяся туда-сюда, то ли множество быстрых теней, двигавшихся то слева направо, то справа налево, то вертикально вверх. Они напоминали мне необыкновенных толстых чёрных рыб, как будто в воздухе летала гигантская рыба-меч. Зрелище захватило меня. В конце концов оно меня испугало. Стемнело настолько, что листва перестала быть различима, но быстрые чёрные тени я всё ещё мог видеть.
— Что это, дон Хуан? — спросил я. — Я вижу быстрые чёрные тени, заполнившие всё вокруг.
— А это Вселенная во всей её красе, — ответил он… — Маги древней Мексики были первыми, кто увидел эти быстрые тени, так что они всюду преследовали их… У нас есть хищник, вышедший из глубин космоса и захвативший власть над нашими жизнями. Люди — его пленники. Этот хищник — наш господин и хозяин. Он сделал нас покорными и беспомощными. Если мы бунтуем, он подавляет наш бунт. Если мы пытаемся действовать независимо, он приказывает нам не делать этого…
Вокруг нас черным-черно, — сказал дон Хуан, — но если ты взглянешь уголком глаза, то всё равно увидишь, как быстрые тени носятся вокруг тебя. Он был прав. Я всё ещё мог их видеть. Их пляска вызывала у меня головокружение…
Разумеется, мы пленники! Эти тени взяли верх, потому что мы для них пища, и они безжалостно подавляют нас, поддерживая своё существование. Ну, вроде того, как мы разводим цыплят в курятнике, они разводят людей в “человечниках”. Таким образом, они всегда имеют пищу. Я почувствовал, что моя голова болтается из стороны в сторону. Я трясся с головы до пят безо всяких стараний со своей стороны. — Нет, нет, нет, — услышал я свой голос. — Это нечто ужасное…
Дон Хуан объяснил, что маги видят человеческих детей как причудливые светящиеся шары энергии, целиком покрытые сияющей оболочкой, чем-то вроде пластикового покрытия, плотно облегающего их энергетический кокон. Он сказал, что хищники поедают именно эту сверкающую оболочку осознания и что, когда человек достигает зрелости, от неё остается лишь узкая каёмка от земли до кончиков пальцев ног. Эта каёмка позволяет людям продолжать жить, но не более того.
Будто сквозь сон до меня доносились слова дона Хуана Матуса о том, что, насколько ему известно, только люди обладают такой сверкающей оболочкой осознания вне светящегося кокона. Поэтому они становятся лёгкой добычей для осознания иного порядка, в частности — для мрачного осознания хищника… Играя на нашей саморефлексии, являющейся единственным доступным нам видом осознания, хищники провоцируют вспышки осознания, после чего пожирают уже их, безжалостно и жадно. Они подбрасывают нам бессмысленные проблемы, стимулирующие эти вспышки осознания, и таким образом оставляют нас в живых, чтобы иметь возможность питаться энергетическими вспышками наших мнимых неурядиц. Очевидно, в словах дона Хуана было что-то столь опустошительное, что в этот момент меня в буквальном смысле стошнило. Выдержав паузу, достаточную для того чтобы прийти в себя, я спросил дона Хуана:
— Но почему же маги Древней Мексики, да и все сегодняшние маги, хотя и видят хищников, никак с ними не борются?
— Ни ты, ни я не можем ничего с ними поделать, — сказал дон Хуан упавшим голосом. — Всё, что мы можем сделать, это дисциплинировать себя настолько, чтобы они нас не трогали…
— Ты видел быстрые тени на фоне деревьев, — сказал дон Хуан, развернувшись в кресле. — Это прекрасно. Я хотел бы, чтобы ты увидел их в этой комнате…
Я не только уловил эти мечущиеся картинки, но и услышал, как они жужжат мне на ухо…
Маги Древней Мексики, — говорил он, — видели хищника. Они называли его летуном, потому что он носится в воздухе. Это не просто забавное зрелище. Это большая тень, мечущаяся в воздухе непроницаемо чёрная тень. Затем она плашмя опускается на землю. Маги Древней Мексики сели в лужу насчёт того, откуда она взялась на Земле…
Я говорю, что то, что выступает против нас, — непростой хищник. Он весьма ловок и изощрён. Он методично делает нас никчемными. Человек, которому предназначено быть магическим существом, уже не является таковым. Теперь он простой кусок мяса. Заурядный, косный и глупый, он не мечтает больше ни о чём, кроме куска мяса. Слова дона Хуана вызывали странную телесную реакцию, напоминавшую тошноту. Меня словно бы вновь потянуло на рвоту. Но тошнота эта исходила из самых глубин моего естества, чуть ли не из мозга костей. Я скорчился в судороге. Дон Хуан решительно встряхнул меня за плечи. Я почувствовал, как моя голова болтается из стороны в сторону…
— Этот хищник, — сказал дон Хуан, — который, разумеется, является неорганическим существом, в отличие от других неорганических существ, невидим для нас целиком. Я думаю, что будучи детьми, мы всё- таки видим его, но он кажется нам столь пугающим, что мы предпочитаем о нём не думать. Дети, конечно, могут сосредоточить на нём своё внимание, но окружающие убеждают их не делать этого.
— Всё, что остаётся людям, — это дисциплина, — продолжал он… — Маги говорят, что дисциплина делает сверкающую оболочку осознания невкусной для летуна, — сказал дон Хуан, внимательно всматриваясь в моё лицо, как будто стараясь разглядеть в нём какие-либо признаки недоверия. — В результате хищники оказываются сбиты с толку. Несъедобность сверкающей оболочки осознания, как мне кажется, оказывается выше их понимания. После этого им не остаётся ничего, как только оставить своё гнусное занятие. — Когда же хищники на какое-то время перестают поедать нашу сверкающую оболочку осознания, — продолжал он, — она начинает расти. Говоря упрощённо, маги отпугивают хищников на время, достаточное для того, чтобы их сверкающая оболочка осознания выросла выше уровня пальцев ног. Когда это происходит, она возвращается к своему естественному размеру. Маги Древней Мексики говорили, что сверкающая оболочка осознания подобна дереву. Если её не подрезать, она вырастает до своих естественных размеров. Когда же осознание поднимается выше пальцев ног, все чудеса восприятия становятся чем-то само собой разумеющимся…
…И тут я увидел нечто, от чего меня пробрал холод до мозга костей. Я увидел огромную тень, футов, наверное, пятнадцати в поперечнике, которая металась в воздухе и с глухим стуком падала на землю. Стук этот я не услышал, а ощутил своим телом.
— Они действительно тяжёлые, — проговорил дон Хуан мне на ухо. Он держал меня за левую руку так крепко, как только мог. Я увидел что-то, напоминавшее грязную тень, которая ёрзала по земле, затем совершала очередной гигантский прыжок, футов, наверное, на пятьдесят, после чего опускалась на землю всё с тем же зловещим глухим стуком. Я старался не ослабить своей сосредоточенности. Мною овладел страх, не поддающийся никакому рациональному описанию. Взгляд мой был прикован к прыгающей по дну долины тени. Затем я услышал в высшей степени своеобразное гудение — смесь хлопанья крыльев со свистом плохо настроенного радиоприемника. Последовавший же за этим стук был чем-то незабываемым. Он потряс нас с доном Хуаном до глубины души — гигантская грязно-чёрная тень приземлилась у наших ног…
Не рассеивая тьмы вокруг себя, я издал вопль во всю мощь своего голоса. Никогда я не чувствовал себя таким разозлённым и в высшей степени расстроенным. Грязная тень совершила очередной прыжок, прямиком на дно долины. Я продолжал вопить, дрыгая ногами. Мне хотелось отшвырнуть от себя всё, что могло прийти и проглотить меня, чем бы оно ни было. Я был столь взвинчен, что потерял счёт времени. Вероятно, я потерял сознание…
