было ценного в этом доме: фотографии, письма мужа… Вот школьное свидетельство тети Драги. На минуту она задумалась и вспомнила, как давным-давно бегала в школу… А вот документ, выданный в церкви в день венчания. Все как положено, все как надо. И только счастье, которого она ждет всю жизнь, проходит мимо. Вот квитанции об уплате налогов. Письма Горана из Германии, его свидетельство о рождении, его диплом. Она положила туда же телеграмму и торопливо перевязала стопку бумаг шнурком, закрыла крышку сундука.
Щедрая материнская душа! Мать всегда найдет оправдание своему сыну, найдет тысячу разных доводов и всегда будет надеяться на лучшее.
Под вечер пошел сильный дождь. Он обрушился на село неожиданно, неожиданно отшумел, а где-то далеко вспыхивали зарницы, и откуда-то доносились глухие раскаты грома. Дождь прошел, и в воздухе стоял запах сена, земли и хлеба.
Старая Драга привыкла к тому, что сыновья ее редко бывали дома. Ей некогда было скучать, слишком много приходилось хлопотать по хозяйству. И она хотела одного: чтобы никто не мешал ей нести свою тяжелую ношу, чтобы никто не мешал ей ждать.
Сколько матерей на свете вот так же, как она, ожидают своих сыновей, ушедших на войну! Но Горан нанес ей жестокий удар. Как оправиться от этого удара? Как пережить случившееся?
Над лесом блеснула молния, и, словно по булыжнику прогрохотала пустая телега, загремел гром. Свет выхватил из мрака покрытые лесом горы. Тетя Драга вспомнила о Славке. Где она теперь? Может, промокшая, идет по горам? Как она отнесется к случившемуся? Ей будет тяжело поверить в то, что произошло. Если она любит Горана по-настоящему, ей трудно будет вырвать его из сердца.
В окно кто-то тихо постучал. Тетя Драга отдернула занавеску и скорее почувствовала, чем увидела, — стучала Славка.
— Иди! Дверь открыта, — взволнованно позвала она девушку.
На плечи Славки был накинут плащ, но она вся до ниточки промокла. Тетя Драга задернула занавеску, зажгла лампу. Она подошла к Славке, обняла ее и, не в силах сдержаться, горько заплакала. Она будто ждала этой минуты, сердце ее размягчилось, как воск от тепла, ей необходимо было выплакаться, поделиться своим горем.
— Не плачь, мама… — Неожиданно для себя Славка назвала ее матерью. И это слово сделало свое дело: оно сблизило их, породнило. Они стояли обнявшись и плакали. Славка старалась говорить спокойно, но по лицу ее текли слезы.
— Я и Сашо не верим газете, — ответила на ее вопрошающий взгляд девушка. — Через своего человека мы послали ему телеграмму и получили ответ. Он пишет: «Выполнил свой долг перед отечеством…» Мама, — продолжала она, помолчав, — в отряде считают его предателем. Я не верю, это клевета. Горан не мог пойти против своей совести. Я знаю его! Меня и Сашо обвиняют в том, что мы проявили неосторожность, связав его с отрядом. Скажи, мама, ты веришь своему сыну?
— Скажу тебе как перед богом, дочка, — он никогда не обманывал меня… А что, если его соблазнила слава, деньги? Матери трудно говорить о своем сыне, а люди о нем нынче говорят худое…
— Нет! Горан не мог стать предателем. Я верю ему, мама. И ты верь.
Мать провела ладонью по обветренному лицу девушки и, засмотревшись в ее глаза, тихо сказала:
— Веришь… Спасибо тебе, дочка!
В окно постучали. Славке надо было спешить. Она попрощалась с матерью и исчезла в темноте.
Тетя Драга стояла у окна и все смотрела в ту сторону, куда ушла Славка, и все думала о ней — как бы не случилась беда… Теперь она уже прошла опасную зону, вот сейчас минует ущелье и пойдет лесом.
— Да сохранит ее бог! — прошептала мать.
10
Горан потерял счет дням. Закрывшись в четырех стенах своей маленькой комнаты, он чувствовал себя оторванным от мира. Ни мать, ни товарищи не отвечали на его телеграммы. «Неужели поверили газетам?» Он метался как зверь в клетке. Его раздумья нарушала хозяйка. Она осторожно стучала в дверь, предлагая ему еду. Приходил Апостолов, но отвратительные телеграммы, которые он приносил, только усугубляли его душевные муки, которые переходили в физическую боль.
Апостолов и сегодня спешил принести ему телеграммы и газету, которая с запозданием на все лады воспевала его подвиг.
Как договорились, Апостолов внимательно следил за Гораном, не оставляя без внимания ни одного его слова. С каждым днем Апостолов убеждался, что история с советским самолетом — липа и Златанов, чем бы ему это ни грозило, смело разоблачает ее. Он все больше и больше убеждался в том, что Горан свой человек. Теперь он стыдился своей роли в этой нечистой игре. Еще вчера он принял решение покончить со всем этим. Вчера Апостолов еще раз увидел, как Горан реагировал на поздравления: он рвал одну телеграмму за другой, просматривая их на тот случай, чтобы не выбросить то, что ему нужно — телеграммы, которые он ждал.
— Вас поздравляют офицеры. Они искренне радуются вашему подвигу, — осторожно заметил Апостолов. — Зачем же так?
— Ты мне не скажешь, Апостолов, почему среди этих телеграмм нет ни одной от честного человека? Почему меня не поздравляют солдаты? Тончев, бай Стоян? Почему ты сам не выражаешь восторга?
В его голосе звучала и радость, и обида, но главное — искренность. И Апостолов пошел ему навстречу:
— Солдаты и техники не верят этой стряпне. Они считают это простым маневром с целью отвлечь внимание болгарского народа от успехов Красной Армии.
Горан подошел к Апостолову, взял его руки в свои и так же искренне и взволнованно сказал:
— Спасибо тебе, браток!
«Да он же свой человек!» — думал в эту минуту Апостолов.
Теперь он уже шел к нему с твердым решением рассказать все, очистить свою совесть. Его останавливало только одно — он не успел посоветоваться с Тончевым.
— В этот раз вам только одна телеграмма, — старался обрадовать Апостолов Горана тем, что наконец «патриоты» иссякли.
— Посмотри от кого.
— Какой-то майор из Софии, Кондов.
— Брось ее! — попросил Горан. — Газеты есть?
— Есть, но о наступлении русских умалчивают. Хвастаются успехами: окружили и уничтожили партизан. Сообщают имена убитых. Среди них одна женщина…
Апостолов развернул газету «Утро».
— Вот.
Горан начал жадно читать. Руки его дрожали, на бледном лице выступили красные пятна. Будто удерживая в себе страшный крик, он плотно сжал побелевшие губы.
— Убиты! — с болью вырвалось из его груди. — Убиты!
Апостолов понял, как глубоко задело Горана это сообщение, как оно потрясло его. Ему хотелось сказать товарищу что-то утешительное, но он не находил подходящих слов.
— Вы их знали? — наконец спросил он.
— Они были мне товарищами и братьями.
Апостолову хотелось сказать Горану о том, что они отдали свою жизнь за светлое будущее Болгарии… Но он молча положил ему руку на плечо — это все, чем он мог выразить свое сочувствие товарищу. Они поняли друг друга, и сердца их объединились жаждой мести.
— Хорошо, когда люди верят друг другу, — сказал неожиданно Апостолов. — Еще немного, и родина наша будет свободной.
В списке убитых были имена Славки и Сашо. Горан еще раз прочитал это сообщение: чуда не
