Черепашки-ниндзя против Злобного Крага

яркие, чем драгоценные камни.

Это — величайшие чудеса природы, торжественно произнес Лек. — Некогда в этих подземельях обитали трудолюбивые гномы. Они добывали из глубинных недр волшебный металл мифрил. Но потом залежи мифрила иссякли. Гномы ушли в другие края. Здесь поселились мы, глуммы. Но перед своим уходом гномы подари­ли нашим предкам эти кристаллы в знак вечной дружбы. И теперь я дарю их тебе, Клер.

Но девушка ответила:

—                  Оставьте себе янтарь и кристалл, ваше величество, ведь я не могу освободить ни эту мушку, ни эту капельку.

Задумчиво посмотрев на нее, король сказал:

—                  Твои руки, Клер, достойны хранить лучшие сокровища мира. Ты будешь вла­деть ими, но они не будут владеть тобой. Скупой — пленник своего золота. Только тем, кто презирает богатство, безопасно быть богатыми. Их душа всегда будет боль­ше, нежели их сокровища. Злобный Краг от своих шпионов узнал о наших богатст­вах. Он потребовал, чтобы мы отдали ему все эти сокровища. В противном случае, он пригрозил войной. Но мы не воспринимаем всерьез его угрозу. Мы не отдадим Крагу ни единого камешка. А если он вздумает с нами сразиться, то будем биться до послед­него.

Он подал знак казначею, и тот поднес де­вушке золотую корону на подушке.

—                  Прими эту драгоценность как знак то­го уважения, которое мы питаем к тебе Клер, — сказал король. — Отныне тебя будут называть принцессой глуммов.

И он возложил корону на голову Клер.

Коронование своей первой принцессы глуммы ознаменовали пышными праздне­ствами. Веселые игры чередовались без всяких расписаний в громадном амфитеат­ре. Маленькие человечки, кокетливо укра­сив свои колпаки веточкой папоротника или двумя дубовыми листами, радостно прыгали по подземным улицам. Праздники длились целую неделю.

Только один король Лек грустил.

На третий день празднования, во время роскошного пира король поднялся во весь рост со своего кресла.

—                  Принцесса Клер, — произнес он, — я хочу сделать тебе одно предложение, кото­рое ты вольна принять или отвергнуть. Хо­чешь ты стать моей женой?

Произнося эти слова, грустный и неж­ный король напоминал царственно-величавого пуделя. Клер ласково потянула его за бороду и ответила:

Я не прочь быть вашей женой в шутку, но никогда не буду вашей женой по-настоящему.

Лек быстро отвернулся, но все же Клер успела увидеть слезу, блеснувшую на рес­ницах глумма. Девушка пожалела, что она его обидела.

—                  Вы мне нравитесь таким, каков вы есть, ваше величество, — сказала дочь каледийской правительницы. — Так давайте же останемся просто друзьями.

Король смахнул слезу с глаз.

—                  Принцесса глуммов Клер, — обратил­ся он к ней, — я люблю тебя и надеюсь, что когда-нибудь и ты меня полюбишь. Но ес­ли бы у меня и не было этой надежды, я все равно любил бы тебя так же! Я только прошу, в ответ на мою дружбу, чтобы ты всегда была искренна со мной.

—                  Это я могу обещать!

—                  Хорошо. Так вот скажи мне, Клер, лю­бишь ли ты кого-нибудь так, чтобы тебе за­ хотелось стать его женой? — задал король вопрос с хитрым умыслом,

—                  Нет, ваше величество, так я никого не люблю, — ответила девушка.

Тогда король улыбнулся и, подняв свой золотой кубок, провозгласил зычным голо­ сом тост за принцессу глуммов. Невообра­зимый гул прокатился под сводами пеще­ры, от которого содрогнулись недра земли, потому что пиршественный стол тянулся с одного конца царства глуммов до другого.

Увенчанная короной, Клер стала еще за­думчивее и печальней, чем в те дни, когда ее кудри свободно рассыпались по плечам и она, смеясь, прибегала в кузницу глуммов и дергала за бороду своих добрых друзей Пика, Стада и Дуга. Их лица, освещенные отблеском пламени, радостно оживлялись при ее появлении. Теперь добрые глуммы низко кланялись, когда она проходила, и сохраняли почтительное молчание. Клер сожалела, что является принцессой глум­мов.

Она уже не радовалась при виде короля Лека, после того, как увидала, что он пла­чет из-за нее. Но она любила его, потому что он был добрый.

Однажды Клер взяла Лека за руку и при­вела его к той расщелине утеса, куда про­никал луч солнца, а в луче танцевали золо­тые пылинки.

—                  Ты хочешь мне что-то сказать, прин­цесса? — учтиво спросил король глуммов.

Я страдаю, ваше величество, — при­зналась Клер. — Я знаю, что вы и, в самом деле, меня любите. Но мои страдания от этого не уменьшаются.

— Да, я безнадежно влюблен в тебя, Клер, — поникнул головой Лек. — Поэто­му я оставил тебя в нашем мире, чтобы от­крыть наши тайны, которые мудрее всего того, что ты могла бы узнать на земле сре­ ди людей. Поверь, люди далеки от совер­шенства. Они не так искусны и не так ум­ны, как глуммы.

—                  Пусть так, — согласилась девушка. — Но они похожи на меня больше, чем глум­мы, и потому я их больше люблю.

На другой день, сидя на гранитных сту­пенях подземного дворца, Клер снова смот­рела на голубое небо в расщелине утеса. Там бузина протягивала навстречу солнцу свои белые зонтики. Девушка заплакала. Подошедший король Лек взял ее за руку и спросил:

— Отчего ты плачешь, Клер? Чего хо­чешь? Чем я могу помочь?

Моя грусть увеличивает вашу доброжелательность ко мне, потому что вы доб­ры: вы плачете, когда я плачу. Знайте же. что я страдаю от того, что вспоминаю о Грегори Умбрийском. Я никогда его боль­ше не увижу. А я люблю его. Мне хотелось бы стать его женой.

—                  Почему же ты обманула меня, Клер, когда за пиршественным столом сказала, что никого не любишь?! — воскликнул Лек, отдернув свою руку, которой он креп­ко сжимал руку девушки.

—                  Тогда я еще не была окончательно уве­рена в своих чувствах, — ответила Клер. — А теперь самое мое заветное желание — чтобы он попросил меня в жены. Но он не предложит мне руки и сердца, потому что я не знаю, где он, а он не знает, где меня ис­кать. Вот поэтому я и плачу.

Король глуммов в короне, сверкающей драгоценностями, удалился, не произнеся ни единого слова, и его мантия потянулась за ним, словно пурпурный поток.

Король Лек не обнаружил своей слабости перед девушкой. Бесцельно брел он подзем­ными переходами не одну милю, не заме­чая почтительных поклонов подданных. Но, оставшись один, он сел на землю, об­хватил колени руками и предался горести.

Она любит! И она любит не меня! — по­вторял он себе, ревнуя Клер. — А ведь я король! Я полон мудрости. Я владею сокро­вищами и чудесными тайнами. Я — луч­ший из глуммов, а глуммы лучше людей! И она меня не любит, а любит юношу, кото­рому совершенно недоступна мудрость глуммов, а может быть, недоступна и ника­кая мудрость. Ясно, что Клер не питает никакого уважения к добродетелям и со­вершенно неразумна. Мне следовало бы смеяться над ее безрассудством. Но я люб­лю ее, и ничто на свете мне не мило, пото­му что она меня не любит!»

Долгие дни скитался король Лек один- одинешенек по самым диким ущельям гор, перебирая в уме разные грустные, а порой и недобрые мысли. Он размышлял — не по­пытаться ли ему сломить Клер? Отчего бы ему не заключить девушку в тюрьму и под­вергнуть пытке голодом, чтобы заставить ее стать его женой?

Но едва только эта мысль зародилась, он тут же отогнал ее и стал мечтать о том, как он пойдет к Клер и бросится к ее ногам. Но и этот вариант его не устраивал. Так он и не придумал, что ему делать.

И тогда гнев короля обратился на принца Грегори. Ему страстно захотелось, чтобы этого юношу унес далеко-далеко какой-нибудь волшебник или, по крайней мере, чтобы Грегори пренебрег любовью Клер, если ему когда-нибудь доведется узнать о ней.

«Хотя я и не стар, — говорил себе король глуммов, — но я живу уже очень долго. Мне не раз приходилось страдать. Но все мои страдания, как бы глубоки они не были, никогда не оставляли во мне такого чувства горечи, какое я испытываю теперь. Сочувст­вие или жалость придавали моим чувствам