Поэзия Африки

Ветер бездомности
Гонит меня в крааль из пустыни,
Мой крик о помощи мчится от мыса к мысу,
И отзвук его замирает в горах Рувензори[301],
Но не слышит никто, даже сам я себя не слышу.

О боги, пытаюсь я упираться,
Здесь обреченные рубят руду,
Здесь
Никто ничего не слышит,
И я разбиваюсь о равнодушие,
Как волны о борт военного корабля.

На закате Перевод А. Сендыка

Нигде так не теснятся облака,
Как у меня над головой, —
Чем толще слой, тем больше ярких красок, —
Смешались пурпур, золото и сажа,
А солнце убегает за холмы,
Как номерной фонарь автомобиля.
Кричат о ночи жабы похотливо…
А в небесах просвет, быть может, в ярд,
Быть может, в милю, сразу же за ним
Другая скомканная куча туч
Свинцовых снизу, сверху золотистых —
Вот каковы закаты января,
Когда в саванне рыжую траву
Охотники и фермеры сжигают.

ВОЛЕ ШОЙИНКА[302]

Телефонный разговор Перевод А. Ибрагимова

Цена была умеренной. Район
не вызывал особых возражений.
Хозяйка обещала предоставить
в мое распоряжение квартиру.
Мне оставалось лишь
чистосердечное признание: «Мадам,
предупреждаю вас: я африканец».
Безмолвие. Воспитанности ток,
отрегулированный, как давленье
в кабине самолета. Наконец
сквозь золото зубов, сквозь толстый слой помады
проник ошеломляющий вопрос:
«Вы светло- или очень темнокожий?»
Я не ослышался? Две кнопки: А и Б.
Зловонное дыханье красной будки,
а там, снаружи, красный двухэтажный
автобус, сокрушающий асфальт.
Обыденный, реальный мир! Стыдясь
неловкого молчанья, изумленье
покорно ожидало разъяснений.
Еще вопрос — уже с другой эмфазой:
«Вы темно- или очень светлокожий?»
«Что вы имеете в виду, мадам?
Молочный или чистый шоколад?»
«Да». Подтверждение, как нож хирурга,
безликость рассекало ярким светом,
Настроившись на ту же частоту,
«Цвет африканской сепии, — серьезно
я пояснил. — Так значится в приметах».
Ее фантазия свершала свой
спектроскопический полет — и вдруг
правдивость зазвенела в трубке:
«Что это значит?» — «Я брюнет».
«Вы черный, словно сажа?» — «Не совсем.
Лицо, конечно, смуглое, мадам,
зато ладони рук, подошвы ног
отбелены, как волосы блондинки.
Одно лишь огорчительно, мадам:
свой зад я изъелозил дочерна…
Одну минутку!..» Чувствуя, что трубка
вот-вот взорвется громовым щелчком,
«Мадам, — взмолился я, — но, может быть,
вы сами поглядите…»