Возле тебя я обрел наконец свое имя,Имя свое, погребенное солончаками времен.Возле тебя обрел я глаза, не замутненные лихорадкой,А смех твой, как пламя, прорвавшее мрак,Африку мне возвратил, и вчерашние льды отступили.Десять лет отступили, любимая,Десять лет нелепых иллюзий и мешанины идей,Десять лет дурманящих снов,Десять лет… И дыханье огромного мираБоль людскую вдохнуло в меня,Эта боль помогла мне в сегодняшнем грохотеЧистый голос завтрашней песни услышать,Эта боль затопила меня необъятным приливом любви,Возле тебя я обрел наконец память крови своей,Обрел ожерелья беспечного смеха на груди ликующих дней,Дни обрел нескончаемой радости.
Африка
Перевод М. Ваксмахера
Моей матери
Африка, моя Африка,Африка воинов гордых в древних саваннах,Африка, о которой поет моя бабушкаНа берегу далекой реки, —Я тебя никогда не знал,Но полнится взгляд мой кровью твоей,Черной прекрасной кровью, пролитой в полях,Кровью твоего пота,Потом твоей работы,Работой твоею рабской,Рабством твоих детей.Африка, скажи мне, Африка,Эта спина, что согнуласьПод бременем униженья,Эта исполосованная спина,Говорящая «да» хлысту на дорогах полудня, —Ты ли это? Скажи!И мне отвечает суровый голос:«Нетерпеливый мой сын! Ты видишь юное, крепкое деревоТам, вдалеке, —Ослепительно одинокое среди белых увядших цветов?Вот она, Африка, вот твоя Африка,И она терпеливо, упрямо растет,И плоды ее день за днемНаливаются терпким соком свободы».
Черному юноше
Перевод М. Ваксмахера
В пятнадцать летВся жизнь полна обещаний…В стране, где дома задевают небо,Но ничто и никто не в силах задеть сердце,В стране, где так любят руку на Библию класть,Но Библия всегда остается книгой за семью печатями,Пятнадцатилетняя жизнь — это корм для голодной реки,Если это жизнь молодого проклятого негра.Однажды в августе, вечером теплым,Юноша черный совершил преступленье.Посмел — о, ужас! — воспользоваться своими глазами.Его мечтательный взгляд скользнул по губам,По груди, по ногам белой женщины.Он посмотрел на белую женщину, которую только белыйПраво имеет обнять в ритмах черного блюза,А черный разве — лишь за безымянными стенами.«За каждый проступок надо платить», — говорили тебе не раз.И вот двое белых решили свершить правосудье,Двое взрослых людей встали на чашу весов,А на чаше другой — твоя пятнадцатилетняя жизнь,Полная обещаний.Эти двое вспомнили обо всех запятнанных женщинах,О безумце слепом, который осмелился видеть,О господстве своем, которое подгнивать начинает, —И взлетела твоя головаПод истерический гогот.В виллах с кондиционированным воздухом,Над стаканами с лимонадом,
