— Да, — согласилась Рогнеда. — Ее губы стали подергиваться от сдерживаемых рыданий. — Ты как раз кстати напомнил мне об этом. Это было сразу после этого разговора с Данькой.
— А может все же зря? — продолжил Живой Бог. — Очень скоро мы подвели мир к предколлапсному состоянию и так усилили взаимную ненависть противостоящих сторон, что они готовы были взрывать планеты противника и выпускать кишки всем, кто говорит на ином языке.
Наступил черед Живой Богини с подозрением вглядываться в лицо собеседника.
— Так было надо, — немного подумав, твердо сказала Управительница.
Ее слезы высохли, не успев пролиться.
— Не понимаю.
— Наш мир, всего лишь один из многих ступеней в цепочке развития духа. Он и должен быть таким, иначе его существование теряет всякий смысл. Всплеск эмоций был закономерен. Но потом мы сами поддерживали и усиливали, накал страстей, добывая себе пропитание. Знаешь, отчего Даньку стали называть Проклятым?
— За шлемоголовых, наверное, — без особой уверенности ответил Андрей.
— Нет, — просто люди почувствовали, что наш мир утратил свое предназначение, стал таким, как его Дом Вечности — изолированным куском реальности, огражденным несокрушимой прозрачной стеной энергополя и лишенным всякой возможности перемен.
— А может — древний герой имел право на место, в котором все было бы, как он хочет? Как любит, как привык. Ведь многих такое скучно — размеренное существование устраивало.
А все остальные нашли бы новую лужайку для игр, где можно ломать ветки и топтать траву, играя в войнушку.
— Мы действительно мало знаем об истинном устройстве Вселенной, — сказала Живая Богиня, покачивая в раздумье головой. А тогда знали гораздо меньше и считали, что от неисполнения кармической задачи, небо непременно обрушится на землю и наступит конец света. Мы были горячими, искренно заблуждающимися людьми, а не теми корыстными, жирными свиньями, которыми стали за последующие тысячелетия.
По мерзости мы превзошли существ Первой Эпохи, которые впервые поставили «общее благо» выше блага каждого.
— Первая Эпоха? — удивился Живой Бог.
— Не знаешь, Пастушонок… — с удовольствием отметила девушка. — Кроме ВИИРа, был ВИИР -2, для которого «шарага джихана» была всего лишь прикрытием.
Успехи в настоящем институте исторической реконструкции были куда более значительными. В своих опытах ученые Князя Князей дошли до начала времен. Колыван об этом не пишет, хотя он читал об этом в книге, которую цитирует.
— Не знаю, — согласился Андрей. — Кто в состоянии одолеть, все, что написали за бездну времени? Так же как и ты не знала про неоконченную рукопись Колывана.
— С моронскими болотами много чего пропустишь, — покривившись, ответила девушка. — Самая первая раса проявленных в этой реальности была цивилизацией тонкоматериальных существ. Они были разумными энергетическими вихрями. Их останки мы воспринимаем как галактики и звезды.
Основной задачей они поставили отделение нашего мира от Непроявленности. Для этого им пришлось придумать иерархию, угнетение, принудительный труд и самопожертвование. Куда там матросовым, камикадзе и исламским террористам — смертникам доисторических эпох.
Они даже пожертвовали своим бессмертием ради этой навязчивой идеи.
До сих пор в глухих уголках Космоса можно натолкнуться на баррикады из эманаций и отрубленных кусков их тел, которыми Первые завалили порталы, соединяющий наш мир с Непроявленным.
Кстати, наша, людская цивилизация собиралась повторить судьбу Первых. У Даниила было мнение, что именно организация и государство, заставляют мельчать существа, высасывая их биологическую энергию.
Он хвалил катастрофу, которая сбросила с планеты непосильный груз двуногих, уверяя, что без нее мы бы благополучно превратились в тварей размером с кошку, с таким же коротким сроком существования и интеллектом, недотягивающим до умственных способностей семилетнего ребенка времен последнего века доисторической эры.
Хоть Князя Князей и называли исчадием ада и тираном, Данькин «имперский клоповник», служил противоположной цели.
— А ты бы хотела вернуть его обратно с той стороны? — пытливо поглядев Рогнеде в глаза, спросил Управитель.
— Там нет опоры живому телу. Там отнимающие разум демоны, бездонные пропасти, огонь и лед. Там нет времени. Если ад и есть, то он там, — ответила Управительница.
— А может там вечное «сейчас» и покой небесной гармонии в лучах Абсолюта? А наши миры, — просто мыльные пузыри, где мы с тупым упорством сохраняем ублюдочные условия жизни? Условия, принятые в начале времен, не слишком понимающими, что они творят душами?
И твой герой лишь поблагодарит за миг вечного блаженства, отдых от условностей не слишком удачного пространственно-временного континуума.
— Мне странно слышать это от тебя, — настороженно ответила Живая Богиня.
— Ладно, давай почитаем, — предложил Управитель.
Глава 17
ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО ВНУКА
— Осенний сад всегда печален. Там, где бурлила неугомонная, кипучая жизнь остается лишь ее бледное подобие, — скелеты деревьев и опадающие мертвые листья. Их цвет сравнивают с золотом, но это подлинный цвет траура. Люди обычно по недомыслию относят к траурным только черный или белый. Но это цвета смерти, — отображение размеренного, устойчивого, безжизненного состояния. Печаль бывает там, где пока есть кому плакать. Великолепный, насыщенный, яркий цвет листьев — это зримый знак скорби, плач земли по уходящему лету.
Сказав это, Конечников удивился сам себе.
«Все равно, ни хрена не поймет. Зачем?» — подумал он.
— Так грустно, Федя, — ответила Виктория. — Скоро начнутся осенние долгие ливни, слякоть, выматывающие перемены со снега на дождь и обратно на снег.
— Да ладно, у вас тут мягкая зима, — возразил Конечников.
— Это-то и плохо, — сплошная, нудная, нескончаемая осень.
— Зато — прекрасное длинное лето. Всего через 3 месяца, природа снова соберется с духом.
— Без тебя, мой милый, — грустно сказала она. — Тебя тогда здесь не будет.
— Да, — согласился Федор.
— Будешь ли ты меня вспоминать? — спросила Виктория, делая усилия, чтобы не заплакать.
— Да, — ответил Конечников. — Ты вернула мне желание жить. Я всегда буду вспоминать тебя с любовью и благодарностью.
— Возьми меня с собой, — давя растущий в ней крик отчаяния, попросила она.
— Ты знаешь, что это невозможно, — строго сказал Федор.
Виктория тихо, беззвучно заплакала. Конечникову стало стыдно за свою черствость. Он прижал ее к груди, стал гладить по волосам, шепча, что-то ласковое и успокоительное.
Со стороны, наверное, это выглядело очень красиво — высокий молодой офицер и юная медсестра, чьи волосы соперничают с золотом листвы, а открытые колени слепят как полуденное летнее Солнце.
Федор подумал, что совсем ничего не чувствует к этой девушке. Вспомнились ночи, ласковая, настойчивая решимость Виктории доставить удовольствие своему господину. Он просто пользовался ей, как
