просидел возле стола своего начальника, наблюдая за тем, как тот работает.
- А куда ты, собственно, торопишься? - Д. поднял брови в насмешливом недоумении. - За работу взяться не терпится? Погоди, ещё не рад будешь, что её столько свалилось.
И продолжил вглядываться в глубины небольшого прозрачного кристалла. Удовлетворённо кивнул, убрал всё в стол (судя по тому, что юноше доводилось видеть, в этот стол влезало не менее тонны различных бумаг).
- Скажите, Д., - вновь заговорил Клеммен десять минут спустя. Новая форма, которую ему выдали этим утром, сидела как влитая. Несомненно, её сшили специально для него. По заказу. Когда только они всё успевают?... - А чем, собственно, вы... то есть мы... занимаемся?
Клеммен поднял глаза и наткнулся на внимательный взгляд серых глаз Д. Выражение лица его было непонятным. Задумчивым каким-то. Не отводя взгляда, он закрыл папку с бумагами.
- Очень интересно, - выговорил он наконец. - Я все эти пять лет ожидал, когда ты об этом спросишь. Пожалуй, если бы ты так и не спросил, надо было бы бить тревогу. Ну что же. Ответ очень простой: я не знаю.
Лицо юноши выразило такую гамму чувств, что Д. рассмеялся.
- Я знаю, чем занимаюсь я, - продолжил он. - Я знаю, чем занимаюстя мои коллеги. Но ответить тебе, чем занимаемся мы все, вместе взятые, я не могу.
- Постойте, - Клеммен поднял руку. - Погодите. Я считал, что вы работаете на Наблюдателей, или...
- Вот как? - Д. сдвинул брови. - Отчего ты так подумал?
- Сам не знаю, - пожал юноша плечами. - Само как-то в голову пришло. По всем признакам. Чему вы меня обучали. Что умеете сами. С кем и как работаете. Вывод, по-моему, прост.
- Поразительно, - Д. откинулся в кресле. - Почти в точку. Но мы не Наблюдатели, Клеммен, и им не подчиняемся. Хотя очень часто помогаем друг другу... - Д. задумчиво потянул себя за бороду. - И, кстати, с нами вместе работает очень много разнообразного народу. В том числе из Наблюдателей.
- И всё-таки, - Клеммен, немало довольный собой, устроился на стуле поудобнее, - и всё-таки, как бы вы назвали свою профессию?
- Видимо, следователь, - Д. пожал плечами. - Да и какая разница? Занимаемся мы, правда, тем, с чем обычные следователи дела не имеют. С тем, что остальным не по зубам...
- Я так и думал, - Клеммен кивнул и тут же заметил насмешливый огонёк в глазах своего начальника. - Честно говоря, мне несколько не по себе. С чего начнутся экзамены?
- Для начала продолжим испытывать терпение, - невозмутимо проговорил Д. и открыл свою папку. Юноша осёкся и со вздохом отвернулся. - Торопиться нам некуда. Сейчас начальство появится, тут-то тебе всё и объяснят.
Клеммен молча кивнул и продолжил изучать узоры, которыми были покрыты обе двери. Входная была, судя по всему, из дуба - старинного, тщательно обработанного, отполированная до блеска. Вторая, в которую Клеммен входил лишь два раза, была инкрустирована золотой проволокой. Узор, несомненно, имел некий смысл - но спрашивать здесь имеет смысл, только когда попросят. Дисциплина у Д. и его организации железная, и задавать лишние вопросы отучаешься очень и очень скоро...
Клеммен уселся, уперев подбородок в ладонь и прикрыл глаза. Отчего он так беспокоится, в самом деле? Или золотистые волосы всё ещё не желают оставлять его в покое?..
Венллен, Веантаи 28, 435 Д., вечер
Праздник прошёл бестолково.
Вещи приходилось собирать осторожно и незаметно, чтобы хозяйка не вздумала помогать. Общительная она у нас, и деятельная. Больше всего она любит сесть и обстоятельно, за чашечкой кофе, рассказать обо всех своих детях - если считать их всех вместе с потомками, то выходит весьма внушительное число... Не настроен был Клеммен собираться под её присмотром - тем более, что о своём отъезде ещё не говорил, как и было приказано.
В общем-то, даже и не приказано. Нет нужды приказывать. Д. приказывал только первое время, пока ветер без помех дул в голове юноши в любом направлении. Потом достаточно было намёка. Теперь и намёка как такового не было нужно: ситуация говорила сама за себя. Легенда у Клеммена была создана на совесть, и вживаться в неё было легко; не было необходимости с изматывающей тщательностью следить и помнить, что, где и кому говоришь: Д. и его подчинённые поддерживали каждую легенду множеством дополнительных деталей. Самое трудное, говорил Д. неоднократно, это не доводить легенды до полного совершенства, до исчерпывающих деталей. У всякого человека должно быть немало незаполненных мест в душе и биографии, как и у правильно огранённого камня обязаны быть места, кажущиеся нетронутыми - иначе совершенство такого камня мёртвое. Полное. А за полным и абсолютным совершенством следует, как хорошо известно, распад.
Да, действительно, золотые волосы всё ещё преследовали его. Вчера они подтолкнули его к деятельности и бодрости; сегодня, словно похмелье или наркотический голод, они дразнили, находясь в недостижимом далеке. Какую там поговорку постоянно припоминает Д. в таких случаях? Sern uass anhorras... Сплошные шипящие. 'Нить судьбы в руки не даётся'. Это мой перевод. Полчаса сидел со словарём, Д. насмешил, но всё-таки перевёл. Клеммен едва не поддался минутному порыву и не швырнул резец в стену напротив. Поговорки! Устроил мне вчера этот дурацкий допрос. Всё бы ему по винтикам разобрать...
Труднее всего было сохранять приподнятое настроение во время обеда. Точнее, не то чтобы очень приподнятое, но хотя бы видимость. Если уж быть до конца честным, то в самом начале была и не видимость, а вполне искреннее приподнятое настроение, поскольку перед глазами Клеммена вновь проходила вчерашняя выставка (на которую он смотрел лишь краем глаза).
Но тут выяснилось, что у хозяйки нынче день рождения правнука, потомка среднего сына её младшей дочери и всё пошло прахом.
Впрочем, хозяйка так и не догадалась, что её постоялец готов в двадцать минут собрать все оставшиеся вещи (которые лежали как ни в чём не бывало, вроде бы на своих законных местах) и разом испариться. Причём собрать качественно. Пункт седьмой: никогда не оставлять следов своего пребывания. Никаких личных вещей. Записок. Предметов. А пуще всего - персональных артефактов. Д. произнёс эти два слова обыденным тоном, и, когда Клеммен не выдержал и спросил, что это такое, тут же объяснил. Клеммен и сам не понимал, отчего он вдруг так быстро покраснел. Вроде бы ничего непристойного в объяснениях нет. Каждый понимает в меру своей испорченности...
Одним словом на пол не плевать, обрезки ногтей не оставлять, и любовью не заниматься. Устроить здесь последнее, правда, при характере его хозяйки, было бы приключением не менее захватывающим, чем, скажем, стянуть золотое ожерелье из сокровищницы какого-нибудь дракона. Не попадёшься - век будешь помнить, ну, а уж если попадёшься, то тем более...
Впрочем, пункт восьмой вообще весьма строго отзывался обо всех возможных интимных связях. Он их попросту запрещал. Точнее говоря, запрещал все, не благословлённые Д. или более высоким начальством. Но как-то у Клеммена не хватало воображения представить, как он подходит к иронически улыбающемуся Д. и просит этого благословения, будь оно неладно. То есть, разрешения. Пока я не подписал этот контракт, ничего подобного и представить не мог. Правда, идти в соответствующее заведение давеча в Киншиаре было страшновато, тем более, что в первый в жизни раз... Потом как-то привык.
Великие боги, что только в голову не лезет! Надо пройти проветриться. Да и к Храму подойти поближе, посмотреть. Красивые у них, у ольтов, праздники, ничего не скажешь. И не пышные чрезмерно взгляд не режут - и не очень-то приметные: можешь пройти мимо и не заметить. Но если заметишь, глаз не оторвёшь.
Стоически выслушав последние семейные новости своего гостеприимного приюта, юноша оделся - во вчерашний выходной костюм - и откланялся. Именно откланялся, буквально: хозяйке это было приятно, а подобным церемониям Клеммена хорошо обучили.
* * *
Д., конечно, купил меня на любопытство. По большому счёту. Разумеется, я ему совершенно по-человечески благодарен: оставаясь Ланенсом, я бы кончил свои дни в какой-нибудь вонючей канаве. Но отец мой не переставал повторять, что ничего даром не делается - да и сам Д. частенько повторял эту же мудрость. Так что со временем мне стало любопытно: чем буду расплачиваться?
Потратились они на меня изрядно. Пока я год странствовал, огибая всю Большую Землю, следили они за мной непрерывно. Причём так, что и не заметишь. Но когда я спросил - в шутку, конечно, - знает ли Д., чем
