отношении своего друга. Они обогнали фаэтон, из которого донесся непристойный смех.
– Я пытаюсь избежать волнений, – спокойно сказал Гидеон. – Ты очень эмоциональна, Гарриет. Но если ты мне доверяла раньше, почему бы не доверять и сейчас? Оставь в покое Морланда.
Почему? – требовательно спросила она.
Гидеон стиснул зубы.
– Я не думаю, что следует вдаваться в подробности.
– А я думаю, что я не зеленая девочка, только выпорхнувшая из детской, милорд. Если вы собираетесь диктовать, что мне делать, а чего нет, то хотя бы объясните почему. – Вдруг ее осенило, как достойно ответить на его вызов. Она примирительно улыбнулась:
– Если вы ревнуете к мистеру Морланду, уверяю, у вас нет для этого никаких причин. Я не получила удовольствия, вальсируя с ним.
– Речь идет не о ревности. Лишь о здравом смысле. Я должен напомнить вам, Гарриет, что мы оказались в нынешнем положении только потому, что вы не следовали моим указаниям.
Гарриет почувствовала себя виноватой, она не могла отрицать, что Гидеон прав: если бы она не вмешалась в историю с ворами, то не вынудила бы Гидеона сделать ей предложение. Она собралась с духом:
– Я понимаю свою вину, милорд. Но если бы вы разрешили мне участвовать в засаде, я была бы осторожна той ночью. Но у вас деспотические замашки, сэр. Это очень неприятная черта.
Гидеон взглянул на нее, подняв темную бровь:
– Если это единственный недостаток, который ты находишь во мне, мы хорошо поладим, моя дорогая.
Она возмущенно посмотрела на него:
– Это огромный недостаток, а не какой-то пустяк.
– Только в ваших глазах.
– Мои глаза в данном случае важнее всех других, – настаивала Гарриет.
Медленная улыбка тронула губы Гидеона.
– Я согласен, совершенно согласен. Твои глаза действительно единственное, что имеет значение. Они прекрасны, Гарриет. Я тебе говорил об этом?
Ей стало тепло, приятно от его комплимента.
– Нет, сэр, не говорили.
– Так разреши мне сказать это сейчас.
– Спасибо. – Гарриет покраснела. – Фелисити считает, что цвет капора идет к моим глазам.
– Это истинная правда. – Гидеон с нескрываемым восхищением посмотрел на нее.
– Но не рассчитывай, что твоя галантность заставит меня забыть о твоей страсти повелевать.
Разумеется, нет, моя дорогая.
Она оценивающе посмотрела на него:
– Так ты не собираешься объяснить, почему я должна избегать мистера Морланда?
– Достаточно будет сказать, что он вовсе не ангел, хотя внешне и похож на него.
Гарриет вскинула брови:
– Надо же, именно так я и думала: он очень похож на ангела. Как на старых картинах.
– Внешность обманчива.
– Понимаю, – проговорила она скованно, – я не настолько глупа.
– Верно, – кивнул Гидеон, – но в тебе есть упрямство и своеволие.
– По-моему, будет справедливо и мне иметь порок или даже два, равные твоему собственному, – сладким голосом ответила Гарриет.
– Хм.
Гарриет размышляла о Брюсе Морланде, когда она заметила знакомое лицо. Она улыбнулась лорду Эпплгейту, важно восседавшему на холеном черном мерине. Конь был великолепным, модным во всех смыслах, совсем не то, что кони Гидеона. Это было прекрасно сложенное, элегантное животное, превосходно украшавшее наездника и оттенявшее его утонченность.
– Добрый день, мисс Померой, Сент-Джастин. – Эпплгейт грациозно подъехал к желтому фаэтону. Он не сводил восторженного взгляда с лица Гарриет, обрамленного рюшами бирюзового капора. – Вы сегодня просто неотразимы, мисс Померой, должен признаться.
– Спасибо, сэр. – Гарриет искоса взглянула на Гидеона. На его лице была написана откровенная скука. Она снова повернулась к Эпплгейту:
– Так вы прочли статью про идентификацию ископаемого зуба в последнем номере «Сообщений»?
– Да, конечно, – уверил ее Эпплгейт. – Как только вы сказали, я сразу ее прочел. Очень интересно.
– Мне особенно интересным показался раздел об определении по зубам ископаемых рептилий, – заметила Гарриет. Она и словом не обмолвилась о своей находке – зубе, но вдохновенно обсуждала все, что
