Софи туфли. — Надень.
Софи в ужасе взглянула на них. Это были те самые туфли, которые она надевала вчера на бал, белые, шелковые, прошитые серебряной ниткой.
— Надевай! — взвизгнула Араминта. — Я знаю, что туфли Розамунд и Пози тебе велики, и ты могла надеть только мои.
— С чего вы взяли, что я ездила на бал? — голосом, полным отчаяния, спросила Софи.
— Надень туфли, Софи.
И Софи подчинилась. Естественно, туфельки пришлись как раз впору.
— Ты перешла все границы, — тихо проговорила Араминта. — Давным-давно я уже предупреждала тебя, чтобы ты не забывала свое место в этом мире. Ты незаконнорожденная, плод преступной связи…
— Я это и так знаю! — выпалила Софи. Араминта насмешливо вскинула брови, явно довольная тем, что вывела Софи из себя.
— Тебе не место в приличном обществе, — продолжала она, — и тем не менее, осмелившись отправиться на бал-маскарад, ты возомнила себя ровней всем нам, представителям светского общества.
— Да, я осмелилась это сделать! — выкрикнула Софи. Ей было уже наплевать на то, откуда Араминта это узнала. — Осмелилась! И сделала бы это еще раз! Я такого же аристократического происхождения, что и вы, но по сравнению с вами я гораздо добрее, человечнее и…
Араминта размахнулась, и Софи рухнула на пол, держась за пылающую щеку.
— Не смей сравнивать себя со мной! — крикнула Араминта.
Софи так и осталась лежать на полу, не делая ни малейшей попытки подняться. Как мог отец оставить ее на попечение женщины, которая так ее ненавидит? Как он мог так поступить? Неужели он не испытывал к ней никаких чувств? А может быть, он просто не знал, на что способна его женушка?
— Чтобы утром тебя здесь не было, — тихо сказала Араминта. — И больше я никогда не желаю тебя видеть.
Софи встала и направилась к двери, но Араминта схватила ее за плечо.
— Сначала ты закончишь работу, которую я приказала тебе сделать.
— Но ведь это на всю ночь, — ужаснулась Софи.
— Это уж твое дело, — отрезала Араминта и, захлопнув за собой дверь, заперла Софи на ключ.
Софи уставилась на мерцающее пламя свечи, которую она захватила с собой и поставила на пол, чтобы в длинном темном стенном шкафу стало хоть немного светлее. До утра этого огарка явно не хватит.
Софи уселась на пол, скрестив руки на груди и положив ногу на ногу, и задумалась. Завтра с рассветом ее жизнь изменится навсегда. Быть может, Пенвуд-Хаус и не был к ней слишком дружелюбен, но по крайней мере она чувствовала себя здесь в безопасности.
У нее практически не было денег. За последние семь лет от Араминты она и гроша ломаного не получила. Хорошо еще, что не истратила деньги, которые подарил ей отец в те далекие времена, когда она была его подопечной, а не рабыней его жены. У Софи было немало возможностей их истратить, но она хранила их на черный день. Чутье подсказывало ей, что он непременно наступит.
Денег было немного, всего несколько фунтов, на них она, конечно, долго не продержится. Чтобы выехать из Лондона, ей потребуется билет, а чтобы купить его — деньги, Вероятно, больше половины той суммы, которую она скопила. Можно было, конечно, ненадолго остаться в Лондоне, но в лондонских трущобах небезопасно, а на более приличные апартаменты у нее нет денег. И потом, если уж она собирается начать самостоятельную жизнь, можно вернуться в деревню, которую она так любит.
Не говоря уже о том, что в Лондоне живет Бенедикт Бриджертон. Лондон, конечно, большой город, и вероятность того, что она с ним встретится, крайне мала, но Софи боялась, что не сможет удержаться и будет приходить к его дому в надежде хоть мельком его увидеть.
И если он ее заметит… Софи не знала, что произойдет в этом случае. Он может рассердиться на нее за то, что она его обманула. Может захотеть сделать ее своей любовницей. Может вообще не узнать ее.
Единственное, что она совершенно твердо знала: он не упадет к ее ногам, не признается в любви и не попросит выйти за него замуж.
Сыновья виконтов не женятся на незаконнорожденных девицах. Даже в романах.
Нет, ей придется уехать из Лондона, подальше от соблазна встретиться с Бенедиктом. А для этого ей нужно больше денег, чем у нее есть, чтобы продержаться до того, как она найдет работу.
Взгляд Софи упал на что-то блестящее — застежки стоявших в углу туфель, украшенные драгоценными камнями. —Она собственноручно чистила эти туфли час назад и знала, что застежки можно легко снять и спрятать в кармане.
Но осмелится ли она это сделать?
Софи подумала о всех тех деньгах, которые Араминта получила на ее содержание, деньгах, которыми она не пожелала делиться.
Подумала обо всех годах, в течение которых прислуживала ей абсолютно бесплатно.
Потом подумала о совести и поспешно отогнала от себя мысли о ней, не до нее сейчас.
И отстегнула застежки.
Несколько часов спустя, когда пришла Пози — поступив вопреки материнской воле — и выпустила ее, Софи упаковала все вещи и вышла из дома.
И даже не обернулась.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 6
«Светские новости от леди Уислдаун», 30 апреля 1817 года
Выпивка и сигары. Игра в карты и продажные женщины. Если бы он был желторотым выпускником университета, наверняка подобная вечеринка пришлась бы ему по душе.
Но сейчас она лишь нагнала на него тоску.
Он и сам не понимал, зачем согласился на нее поехать. Наверное, тоже от скуки. Лондонский сезон 1817 года оказался точной копией лондонского сезона 1816-го, который он с трудом вынес. И снова через все это проходить казалось смерти подобно.
Он почти не был знаком с хозяином дома, где проводилась вечеринка, неким Филиппом Кавендером, приятелем приятеля его приятеля, и теперь страшно жалел, что не остался в Лондоне. Хотя остаться мог бы, предлог для этого у него был отличный: только что перенесенная сильнейшая простуда. Но его приятель — которого, кстати, он не видел уже в течение четырех часов — так яростно его уговаривал, что Бенедикт в конце концов согласился.
И теперь жестоко в этом раскаивался.
Он прошел по главному холлу особняка, принадлежавшего родителям Кавендера. В комнате, расположенной по левую руку, вовсю шла игра в карты. Ставки были непомерные. Один из игроков сидел весь красный и потный.
— Идиот чертов, — пробормотал Бенедикт. Похоже, этот кретин вот-вот проиграет дом своих предков.
Дверь направо была закрыта, и из-за нее слышались хихиканье и раскатистый смех, сопровождаемые отвратительным похрюкиванием и пронзительным визгом.
