встречах не скрывают своего желания заполучить наше обмундирование. Особенно шапки потому, наверное, что уши полярников, как и всех прочих людей, обмораживаются в первую очередь.
- О, вери, вери найс! - восторгались американцы, примеряя у зеркала наши шапки. - Очен карошо!
У меня сохранилась фотография: на фоне кают-компании, над которой развеваются советский и американский флаги, веселая (после застолья!) толпа людей. Рядом со мной стоит конгрессмен. На нем чья-то каэшка второго срока службы и классический российский треух, в котором, как поклялся его счастливый владелец, он появится на первом же заседании конгресса.
С другой стороны стоит Джеральд Дьюпи, мой коллега, молодой журналист из Сан-Франциско. В задуманной им книге об Антарктиде главе о Востоке предназначается роль 'пикэнт' - изюминки. С помощью своего скромного запаса английских слов и разрываемого на части Валерия Ульева я, как мог, удовлетворил любознательность коллеги, и мы пообещали прислать друг другу будущие книжки. Обещания были скреплены скромными подарками. К величайшему сожалению, я вынужден был игнорировать пламенные взгляды, которые Джеральд бросал на мою шапку, - свои уши как-то ближе к телу, роднее...
Не смогли мы удовлетворить и некоторых других запросов наших гостей. Так, в качестве сувениров американцы пытались выпросить термометры с метеоплощадки, фиксировавшие космически низкие температуры. Но в этом Сидоров тактично отказал. Пришлось присматривать и за Тимуром, который в пылу кавказского гостеприимства готов был раздарить всю свою одежду и остаться в одном белье.
Расставались мы, довольные друг другом. Адмирал Уэлч, не раз бывавший на Востоке, подарил нам огромный двадцатикилограммовый арбуз, съеденный с неслыханным энтузиазмом, и ящик персиков. Но главный сюрприз был впереди. Можете представить себе мою радость, когда перед посадкой в самолет адмирал пригласил Василия Семеновича и меня нанести ответный визит на станцию Мак-Мердо и... Южный полюс! Вместо того чтобы сдержанно поблагодарить адмирала (подумаешь, Южный полюс, не видали мы полюсов!), я с такой прытью заорал: 'Большое спасибо!', что всем стало ясно: дипломата из этого человека не получится. Сэр Уэлч улыбнулся уголками губ и откланялся.
Подброшенный мощными ракетными ускорителями, 'Геркулес' почти без разбега взмыл в воздух, унося с собой адмирала, гипоксированпых конгрессменов и Сергея Мягкова, облегчившего свою исстрадавшую душу трехчасовым общением с земляками.
Хороший день, Тимофеич и 'Сугроб Санина'
На следующее утро произошло событие, которое на Большой земле вряд ли взволновало бы общественность. Но на станции Восток оно вызвало именно такие эмоции. Философ сказал бы, что произошел некий катаклизм, скачок, переход количества в качество; экономист тут же прикинул бы возможный эффект и дал прогноз повышения производительности труда на планируемый отрезок времени; Джеральд Дьюпи, не улети он вчера, отправил бы в свою газету 'молнию' в пятьсот слов под сенсационным заголовком 'Новый мировой рекорд на полюсе холода!'.
Но Сидоров подошел к событию более прозаически. Посмотрев на очередь, которая выстроилась у принесенной Борисом Сергеевым двухпудовой гири, Василий Семенович без тени улыбки изрек:
- Дежурный, обеспечьте этим героям разгрузку самолета вне очереди.
- Хоть десяти самолетов подряд! - согласился Борис, орудуя гирей. Три... четыре... пять...
Гирю подхватил Ельсиновский, за ним Флоридов, Тимур, Сидоров-второй.
- Черти! - с так называемой хорошей завистью проговорил Василий Семенович. - Доктор, а два жима не заменят один укол?
Да, на десятый день можно было смело констатировать: почти все ребята пришли в норму настолько, что в торжественной обстановке были начаты тренировки по настольному теннису. И хотя после первой же партии Саша Дергунов полчаса дышал кислородом, всем стало ясно: акклиматизация проходит успешно. Даже наименее выносливый из нас - и тот взял в руки ракетку. Правда, через минуту он вынужден был выбросить белый флаг, но Флоридов недолго упивался легкой победой: три дня спустя я взял убедительный реванш.
'В здоровом теле - здоровый дух' - кривая нашего настроения неуклонно шла вверх. Если в первые дни большинство из нас спало по три-четыре часа в сутки, да и этот сон был изнурительно тяжелым, то теперь отдельные богатыри без дружеской помощи дежурного не просыпались (я сдирал с них одеяло).
Но особое удовлетворение приносило нам быстрое выздоровление Сидорова. Уже не могло быть и речи о его эвакуации в Мирный: Валерий твердо заверил начальство, что через неделю Сидоров перейдет на общий режим. А пока доктор в оба глаза следил за своим больным, который с каждым днем становился все менее послушным. Получив агентурные сведения о том, что 'док' работает вне дома, Василий Семенович немедленно выползал на волю. Валерий, зная об этих проделках, старался появляться неожиданно, чтобы пристыдить начальника и с выговором загнать его в постель. Но с сегодняшнего дня Сидоров выторговал себе право завтракать, обедать и ужинать 'не в своем логове, как одинокий волк', а в кают-компании, в изысканном обществе своего коллектива.
Завтрак был роскошный: котлеты, яичница, манная каша и - гвоздь программы - кофе с пышными, румяными и теплыми булочками. И мы уплетали их за обе щеки, воздавая хвалу повару Смирнову.
- Пусть опоздавший плачет, судьбу свою кляня! - приговаривал Коля Фищев, поедая одну булочку за другой.
И тут появился опоздавший Тимур. Взглянув на опустевшее блюдо, он издал нечленораздельный и горестный вопль.
- И этот человек вчера беседовал с конгрессменами! - под общий смех заметил Коля.
У меня из головы не выходило адмиральское приглашение и я, подогревая зависть окружающих, принялся вслух мечтать.
- Сначала мы с Василием Семеновичам побываем на Мак-Мердо, поглазеем на вулкан Эребус и посетим домик Скотта. Там, говорят, сохранился ящик галет, оставшийся от его экспедиции. Одну галету я, конечно, стащу как сувенир. Потом мы полетим на Южный полюс, где американцы устроили аттракцион: катают гостей на тракторе вокруг земной оси и выдают свидетельство о кругосветном путешествии. Не расстраивайтесь, ребята, мы каждому из вас дадим потрогать этот документ. Только уговор: вымыть руки и не толкаться!
- Может, американцы за вами и не прилетят... - уныло, но с такой затаенной надеждой проговорил кто- то, что все расхохотались. Кроме меня.
- Не хватайтесь за сердце, Маркович, прилетят, - успокоил Сидоров. Откровенно говоря, и мне хочется пополнить второй осью свою коллекцию. Первая в ней оказалась три года назад, когда СП-13 прошла в сорока километрах от полюса. Такого случая, конечно, мы упустить не могли, хоть пешком, а добрались бы до верхней точки. Но пешком не было нужды - с нами дрейфовал вертолет. Прилетели на полюс, определились, воткнули в земную ось флаг и вылили на нее бочку отработанного масла: смазали, чтобы не скрипела...
Ребята разошлись на работы, а я принялся меланхоштчсски мыть посуду и прибирать кают-компанию. Настроение было какое-то смутное, не покидала туманная мысль, что я делаю что-то не то. Товарищи созидают, строят 'разумное, доброе, вечное', а я смываю жир с тарелок и призываю уважать труд уборщиц. После каждой трапезы ребята льстиво заверяют, что я приношу неслыханную пользу, а Василий Семенович не упускает случая выдать мне комплимент:
- Восточники запомнят вас как образцового дежурного. Вы даже не представляете, как нас выручаете!
Хитрец!
А в другой раз он забросил такую удочку:
- Почему бы вам не остаться с нами на год? Дадим вам отдельную комнатку, сочиняйте в свое удовольствие. А в свободное время будете... это самое... дежурить. Ну, соглашайтесь. Вот ребята обрадуются!
- Тому, что не они, а я буду мыть посуду?
- Ну конечно!.. То есть, не только этому, но и тому...
- ...что я буду подметать полы и чистить умывальник?
Сидоров не выдержал и рассмеялся. Но впоследствии он не раз возвращался к своему предложению, заставляя меня мучительно колебаться.
Так вот, я почувствовал в себе силы выйти наконец из сферы обслуживания в сферу производства. С другой стороны, там я вряд ли сразу стану полноценным работником. Поэтому напрашивался такой вывод:
