было абсолютно неожиданным.
- Мы должны были определить трассу для перевозки грузов с подходящих к Мирному кораблей, - рассказал Овечкин. - Выехали на припай на тракторе с волокушей, прихватили с собой бревна для преодоления трещин. Погода стояла превосходная, солнечная и безветренная, и мы надеялись, что произведем ледовую разведку без особых хлопот. Первые десять километров трассы Совершаев уже изучил, нам оставалось лишь бурить лед и ставить вехи. До двадцать пятого километра встретились всего лишь две узкие трещинки, даже мост не пришлось наводить - запросто проскочили. И когда до кромки льда, куда пойдут корабли, оставалось километров шесть-семь - началось... 'Хлопцы, - говорю я, - свежая трещина. Подъедем?'
Подъехали. И тут на моих глазах начал трещать и уходить лед! Непонятно, в чем дело, погода-то тихая. А к нам подбирается вода, стоять и размышлять некогда. Повернули обратно. Дошли до двадцать пятого километра, и те трещинки, через которые мы полчаса назад шутя проскочили, уже разошлись до полуметра. Перекинули бревна, перебрались и натолкнулись на разводье метров до тридцати шириной! Откуда оно взялось? Голова кругом идет - ничего не поймем. Шарахнулись в сторону - снова разводье! Налево - опять разводье! Весь лед движется, обламывается на глазах - мы отрезаны!
Начали по бревнам и доскам перескакивать со льдины на льдину. Пришлось выполнять прямо-таки цирковые трюки: Совершаев и Ескин подставляли под гусеницы доски, а я вел трактор, держа одну ногу на весу, чтобы в любой момент успеть выскочить. В конце концов оказались в окружении сплошь битого льда, на обломке примерно тридцать на шестьдесят метров. 'Хлопцы, говорю, дело плохо, на тракторе уже не выбраться'. Заглушил мотор, простились с техникой, взяли с собой доски и пошли скакать с одной льдины на другую, пока не выбрались на твердый припай. Поверили, что остались живы, и начали размышлять: что же произошло?
В это время припай никогда не взламывается, такого случая в летописях экспедиций не отмечалось. Если бы заштормило, не пришлось бы ломать голову в поисках причины. Но чтобы припай встал на дыбы в середине декабря в ясную и безветренную погоду... Совершаеву удалось сфотографировать удивительное явление: лед между айсбергами вздыбился геометрически правильными волнами! Значит, здесь поорудовала неведомая нам и пожелавшая остаться неизвестной стихийная сила. Возможно, припай взломала сильная зыбь от старого циклона, либо - другая рабочая гипотеза - неподалеку в море опрокинулся гигантский айсберг, дав могучую волну. Других объяснений мы не нашли, тем более что подвижки льда быстро прекратились и трещины в основном зарубцевались. И когда подошли корабли, мы работали на этой самой трассе без особых происшествий, если не считать одного эпизода. До спх пор вздрагиваю, когда вспоминаю...
Заповедь пешехода: переходя через улицу, не забывай, что шофер может быть пьян.
Заповедь водителя в Антарктиде: преодолевая самую хорошую трассу, помни, что она проходит над бездной.
Погода в тот день стояла неважная, и Гербович возражал против работы на припае. Тем не менее от 'Оби' по направлению к Мирному вышли два трактора из-за несогласованности, которая мешает делу в хозяйствах любого масштаба. На одном тракторе шли механик-водитель Виктор Медведев и гидролог Альберт Романов, оба молодые и неопытные, зато другой трактор вел опытнейший Борис Рябчиков.
Прошло два часа, тракторы должны были уже прийти в Мирный, а о них ни слуху ни духу. Обеспокоенные Гербович и Овечкин на вездеходе выехали им навстречу и на середине трассы, вернее в стороне от нее, увидели... сани без трактора. Остановили вездеход, подбежали - да, на самом краю разводья стоят сани, а в свинцовой воде плавает сиденье. Первая и страшная мысль: один трактор провалился. А люди? От разводья идут следы: один... два... третьего нет. Но ведь людей-то на тракторах было трое! Обуреваемые самыми тяжелыми предчувствиями, Гербович и Овечкин на максимально возможной скорости рванули в Мирный и... увидели живых и здоровых Медведева, Романова и Рябчикова.
А произошло вот что.
Рябчиков уже не раз проходил эту трассу и знал ее наизусть. Одно лишь его присутствие на ней должно было бы стать, казалось, гарантией удачного перехода. Но вместо того чтобы поставить ветерана впереди, его сделали ведомым. С опытнейшего водителя тем самым была снята и переложена на плечи Медведева и Романова ответственность за выбор направления. Если бы не метель, эта ошибка, возможно, не отомстила бы за себя: трасса была хорошо размечена. Но метель спутала все карты и усугубила ошибку. Идущие впереди Медведев и Романов сбились и новой трассы на старую, а Рябчиков хотя и удивился такому маневру, но пошел за ними, совершенно справедливо думая про себя: 'Ведь там гидролог, ему виднее'.
Итак, тракторы отклонились в сторону. В Антарктиде бывает, что в пасмурную погоду исчезают тени, пространство превращается в однообразную пустыню, и невозможно определить расстояние до предмета, небольшой камушек может показаться холмом. Наверное, кому-либо из ребят нужно было на всякий случай сойти на лед и проверить вехи; кажется, они так и собирались сделать, но не успели: трактор провалился. Очень удачно, если можно употребить это слово: передний бампер уперся в кромку льда, а сзади, где расположен центр тяжести трактора, его попридержали сани. Альберт Романов мгновенно соскочил на лед, а Медведев остался на месте.
- Наверное, снежница, - предположил он и начал газовать.
- Какая там снежница! - ахнул Романов. - Прыгай! Кругом вода!
Промедли Медведев последовать этому совету, и вряд ли что-либо спасло бы его от гибели. К счастью, он без лишних размышлений покинул трактор, который в ту же секунду стремительно ушел в море. Под давлением смерзшегося снега выдавило палец из прицепного устройства, сани отцепились, но остались на льду.
- Романов, - рассказал мне потом его коллега океанолог Дима Шахвердов, - в этот день был именинником. После того как мы поздравили его со вторым рождением, он поведал нам занятную историю. Оказывается, несколько месяцев назад он докладывал на секции свою диссертацию о проходимости судна в условиях Антарктиды. В этой работе он использовал материалы всех предыдущих походов 'Оби', рассчитал массу формул и дал свои рекомендации. Его, как положено, засыпали вопросами, среди которых был такой: 'А какова проходимость санно-гусеничных поездов по припайному льду?'
Диссертант ответил, что это не совсем его тема, но он надеется в конце года разобраться в ней непосредственно на месте.
Разобрался, да еще как!
На этом злоключения Романова не кончились. Он еще дважды проваливался под лед на припае, но не на тракторе, а собственной персоной.
- Богатый собрал материал! - смеялись товарищи. - На докторскую!
Все хорошо, что хорошо кончается.
Не только в Мирном - на Молодежной и на других станциях припайный лед не менее коварен, море и там безмолвный свидетель драм, происшедших во время разгрузки кораблей...
Волосан, медпункт и Южный полярный круг
Хорошо в Мирном! Повсюду тает снег, в домах сыро, ничего не стоит окунуться в лужу, но вспоминаешь про Восток - и тебя охватывает тихое блаженство. Мне даже дико слышать, что некоторые миряне поругивают свой земной рай, где можно дышать сколько влезет, греться на солнышке и при желании погладить собаку.
В первые дни я сильно скучал по Востоку. Понимаю, что сам себе противоречу, но разве вся прелесть жизни не в том, чтобы время от времени отбрасывать логику? На Востоке страдало тело, но ликовала и пела душа. Человек в Антарктиде - это звучит гордо, но человек на станции Восток это гордость, помноженная на сознание исключительности своего положения. На Востоке я оставил друзей, два смонтированных при моем участии домика, которые по последним сведениям еще не развалились, и новую дизельную электростанцию, две стены которой я соединил так лихо, что при их перестройке мое имя упоминалось чаще, чем мне того хотелось. Да, еще на Востоке я оставил свой фотоаппарат и захватил чужой - обстоятельство, сыгравшее злую шутку с инженером-механиком Геннадием Басовым. На острове Фулмара Гена сделал мне на редкость опрометчивое предложение: он будет снимать меня своим аппаратом, а я его - своим. В результате мир получил десяток отличных фотографий, на которых я общаюсь с пингвинами, и ни одной, на которой была бы запечатлена мужественная и атлетическая фигура шагающего по Фулмару Васева: я снимал его на уже отснятую пленку.
