Застольная беседа сворачивается - именинникам пора на вахту. Жизнь у них нелегкая, особенно у Юры Зусмана. Метеорологи на полярных станциях вообще самые загруженные люди, а тут еще и напарник Юре попался неопытный. Спит Юра дробными отрезками, как вахтенный матрос, но больше четырех-пяти часов в сутки редко получается.
Валеру беспокоит другая проблема: начинает пуржить. Ветер может подхватить радиозонд и швырнуть его на скалы Комсомольской сопки, на айсберги, на линии электропередачи. А вновь добывать водород и заполнять оболочку - работа, которую можно сравнить разве что со вторичным мытьем вымытого пола, когда у начальства на белой перчатке оказалось темное пятнышко.
- В Восьмую экспедицию, - припомнил Бардин, - начальником аэрометеоотряда был Виталий Бабарыкин. Нам с ним скучать не приходилось. Однажды в сильную пургу аэролог Володя Баяревич заявил, что радиозонд запустить невозможно.
- Спорим на половину бороды? - предложил Бабарыкин.
- Идет! - согласился Володя.
Бабарыкин изрядно помучился, но зонд выпустил, и Володя месяц веселил весь Мирный своей ампутированной бородкой.
- Так если у тебя, Валера, есть сомнения, - тихим голосом заключил Бардин, - я готов.
И ласково погладил свою черную лохматую бороду.
Валера столь же ласково погладил свою, трогательно поблагодарил начальника за заботу и побежал в аэропавильон.
Поездка на Морену
Синоптик Геннадий Милашенко разложил передо мной принятые со спутника Земли фотографии.
- Узнаете?
- Австралия, - неуверенно сказал я.
- Правильно, - кивнул Геннадий. - Африка. А это?
- Австралия?
- Уже ближе, Антарктида, - похвалил Геннадий. - А это?
- Австралия! - упрямо буркнул я.
- Верно. Вот юго-западное побережье, а вот крохотная точка, которая должна вас заинтересовать. Видите, рядом с дымкой?
- Неужели 'Обь'? - обрадовался я. Геннадий кивнул. - А что это за дымка?
- Не поняли? - удивился Геннадий. - Капитан Купри раскуривает трубку.
Через три недели в Мирный придет 'Обь'. Этого дня ждут с нетерпением и грустью. С нетерпением - те, кому пришло время возвращаться на 'Оби' домой. С грустью - те, кто отсалютует 'Оби', стоя на берегу. Разрядят ракетницы, разойдутся по рабочим местам и на несколько дней погрузятся в самих себя: нужно время, чтобы осмыслить этот факт - проводы на Родину последнего корабля.
А тридцать пять человек - сезонники и летный отряд - каждый день обмениваются свежими новостями. Иногда новости бывают отличными: 'Обь' прошла за сутки двести тридцать миль!' Иногда - унылыми: 'Тянитолкай, а не корабль... За сутки - движение назад...' - это 'Обь' попала в шторм...
Через несколько дней 'Обь' подойдет к западному побережью Австралии, погрузит в трюм овощи и фрукты, развернется и отправится в долгий путь по всем советским антрактическим станциям. И первый заход к нам, в Мирный. Долгожданный заход!
На сопку Моренная, в районе которой пришвартуется 'Обь', мы отправились на вездеходе начальника экспедиции. Этот вездеход - одна из главных достопримечательностей Мирного; у персональной машины Гербовича любят фотографироваться, причем на цветную пленку, ибо в оформление вездехода наш лучший художник сварщик Иван Андроник вложил бездну изобретательности. Машина выкрашена в красный цвет. На правой дверце - белые шашечки такси, сзади - традиционный пингвин, указующий ластом на надпись: 'Не уверен - не обгоняй!' На дверце водителя грозное предупреждение: 'For chif only', что в переводе с английского означает: 'Только для шефа!' На легкомысленно раскрашенный вездеход нельзя смотреть без улыбки - обстоятельство, нисколько не смущающее Владислава Иосифовича, который считает, что чем больше полярники будут улыбаться, тем лучше пойдут дела. На своей машине начальник, большой любитель этого дела, разъезжает по Мирному и его окрестностям, осуществляя 'проверку исполнения' разных приказов и решений.
Вездеход обычно провожают улыбками, а сегодня даже смехом. Почему - мы поняли, когда приехали на Морену: неугомонный Андроник привязал к заднему бамперу длинный хвост из мочала.
Припай ушел, и море было свободно ото льда - если не считать многочисленных айсбергов, которые окаймляли Мирный, как сторожевые башни. 'Обь' пришвартуется здесь, у ледяного барьера высотой метров в двадцать.
Швартовка будет сложной и далеко не безопасной. Барьер на всем своем протяжении покрыт броней снежных наносов, и время от времени огромные глыбы снега обваливаются. На наших глазах рухнул в океан настоящий маленький айсберг весом в добрую сотню тонн. Сказочно прекрасное зрелище - с точки зрения людей, стоящих на почтительном расстоянии. А когда в Первую экспедицию примерно такой же кусок барьера свалился на борт дизель-электрохода 'Лена', личный состав экспедиции надел траур: вслед за погибшим на припае Иваном Хмарой в списке жертв появились новые имена.
Вот почему выбор места для швартовки - чрезвычайно ответственная операция, которую руководство экспедиции осуществляет коллегиально. Гербович, Силин, Большаков и Овечкин должны были определить, куда подойдет '0бь'.
Гербович поставил свой вездеход параллельно барьеру - факт, которому я поначалу не придал значения. Но когда вслед за нами прибыл бульдозер и остановился перпендикулярно барьеру, Овечкин немедленно приказал водителю развернуться на девяносто градусов.
- А вдруг тормоза не в порядке? - пояснил он свое распоряжение. Вода в море холодная, не купальный сезон.
- Правильно, - одобрительно сказал Гербович. - На Новолазаревской был случай, когда Семочкину пришлось догонять тягач, который двинулся без водителя в море: догнал и остановил буквально в двух шагах от барьера. На той же станции, когда прилетел первый самолет, к нему подъехали на тягаче, выскочили, а тягач покатился к самолету - чуть не в метре остановили!
Гербович, Силин и Овечкин пошли осматривать вмерзший в снег трап, а Большаков сделал несколько шагов вперед и начал палкой разрыхлять твердый наст.
- Знаете, где мы стоим? - спросил меня Петр Федорович.
- На барьере.
- Смотрите.
Палка утонула в трещине, и я еле удержался от того, чтобы не отпрянуть наэад.
- Снежный нанос, - пояснил Большаков. - Весь вопрос в том, насколько крепко он держится. Придется проверить еще разок перед приходом 'Оби'.
Потом мы поехали к одному из святых мест Мирного - памятнику Анатолию Щеглову. Ему было двадцать четыре года, когда он погиб в ледниковой трещине. В тягаче с балком находилось трое: двоих спасательной экспедиции удалось вытащить, а Щеглову, механику-водителю, уже никто не мог помочь. Провалившийся тягач зацепился на глубине нескольких десятков метров за края трещины и повис над бездной, придавив Анатолия краем кабины. И он навеки остался в своей ледяной могиле.
Люди, приходящие к памятнику, снимают шапки. Отчаянно сопротивляется Антарктида человеку, не прощает ошибок. Оказавшись в опасной зоне, водители иногда ведут тракторы 'на вожжах' - привязывают к рычагам веревки и идут за машиной. Так, кстати, и поступил Иван Луговой, когда спасательный отряд приблизился к месту гибели Щеглова. Так поступают и другие умудренные опытом водители. Они теряют время, но сохраняют жизнь. Известное противоречие молодость и опыт...
Дорогой ценой мы приобретаем свои познания в этом мире.
Кают-компания
Когда полярнику грустно, когда одолевают мысли о семье и далеком доме, когда кажутся постылыми вечные снега, айсберги, пингвины и невыносимо сознание того, что до прихода корабля нужно прожить бесконечную полярную ночь, - не оставайся наедине с самим собой, товарищ! Одевайся и иди в кают-компанию. Здесь такие же люди, как и ты, из такой же плоти и крови, столь же сильно тоскующие по Родине. Но когда вы окажетесь вместе, вам будет легче.
Будь благословенна, кают-компания полярной станции! Ты питаешь тела и врачуешь души, ты
