другу, что решили вместе 'отзимовать на куполе Антарктиды'.
Я уже рассказывал, что одной из задач группы Арнаутова была заготовка снежных монолитов на различных станциях. Полтонны снега со станции Восток уже мерзло в холодильнике на верхней палубе, теперь очередь была за монолитами с Молодежной. Чтобы обеспечить стерильную чистоту снега, группа Арнаутова должна удалиться на почтительное расстояние от всякого жилья. И начальник сезонной части экспедиции Павел Кононович Сенько утвердил план, по которому Арнаутов, Терехов и Колобов на несколько дней отправлялись 'зимовать' на седьмой километр. Для похода был выделен балок на четыре спальных места с крохотным камбузом, который тут же украсился лозунгом: 'Горячий привет покорителям Антарктиды - группе Арнаутова!'. А самого руководителя группы я застал в тот момент, когда он разъяснял начпроду эпохальное научное значение предстоящего похода.
- Ты, наверное, думаешь, что мы едем зимовать на Южный берег Крыма, а не в далекие и неизведанные глубины Антарктиды! Ты что, против науки? Нет? Тогда давай ветчину, селедку, икры побольше. Нет икры? Тогда семгу. Нет семги? Когда ты успел ее скушать? Ну, не обижайся и давай конфеты. Эти грызи сам, дорогой, только разбей их сначала молотком, а то поломаешь зубы. Что, всего двадцать антрекотов? Да их Димдимыч за одну ночь съест, давай сорок! Где яйца, лук, картошка, укроп, петрушка? А этот ящик коньяка наш? Неужели нет? Ну, все равно спасибо, пусть тебе всегда светит солнце.
Вслед за этим 'командор пробега' натащил в балок груду одеял, посуду, рацию и широковещательно объявил, что цветы и корзины с шампанским для участников похода можно приносить прямо в балок. Наконец при огромном стечении народа (Игорь Петрович Семенов, я и Механик) состоялась торжественная церемония проводов. К балку подцепили трактор, участники похода помахали нам ручкой, и 'поезд Арнаутова' двинулся в далекий сорокаминутный путь. И последнее видение: распахнулась дверь балка, и Ваня Терехов выбросил целую корзину мусора, весело подхваченного ветром.
Погода стояла солнечная, видимость была отличной, и я проводил друзей с легким сердцем: смех, конечно, смехом, но окрестности Молодежной не лучшее место для прогулок. Главному инженеру экспедиции Петру Федоровичу Большакову не раз доводилось вытаскивать тракторы, повисшие над бездной. А Иван Петрович Бубель, начальник транспортного отряда Молодежной, поведал о совсем недавнем эпизоде. Началась сильная пурга, и вездеход, на котором должен был вернуться на станцию начальник аэрометеоотряда Жданов, куда-то исчез. Бубель выехал на поиски и, несмотря на полное отсутствие видимости, каким-то чудом набрел на следы вездехода. По ним удалось разыскать пропавших. Вездеход Жданова стоял в двух шагах от барьера!
- У нас неожиданно заглох двигатель, и мы решили здесь переждать пургу, - спокойно разъяснил Жданов. - Я как раз начал рассказывать водителю о гибели капитана Скотта и вдруг услышал ваши голоса!
- Тогда я, - закончил Бубель свой рассказ, - предложил им выйти из вездехода и посмотреть, на каком месте заглох мотор. Еще секунда движения и они загремели бы с барьера на припай! Первый раз в жизни видел, как люди благодарят технику за то, что она 'подвела'!
Через три дня, как мы и договаривались, я приехал к ребятам, чтобы вместе с ними 'отзимовать одну ночь на куполе Антарктиды'. Первым делом я потребовал предъявить вахтенный журнал, который Димдимыч обещал аккуратно заполнять 'для истории'. Арнаутов тут же заявил, что все записи в журнале он дезавуирует, так как Димдимыч заполнял его, 'спрятавшись под одеяло', чтобы избежать контроля общественности.
- Я уже не говорю о том, - провозгласил Гена, - что человеку, который пересолил вчера жареную картошку, вообще доверять нельзя!
- Каков наглец! - ахнул Димдимыч. - Ведь это ты пересолил картошку!
- Я? - возмутился Арнаутов. - Ваня, ты наша совесть. Скажи, кто пересолил картошку? Ну, кто?
- Ты, - со вздохом подтвердил Терехов.
- Ну а если даже и я? - не унимался Арнаутов. - У меня есть оправдание: мне всю ночь снился сын Вовка.
- Погоди, ты же говорил, что тебе всю ночь снилась жареная курица? мстительно припомнил Димдимыч. - Так кто же на самом деле, Вовка или курица?
- Да, мне снился Вовка, но вместе с ним и курица, - оправдывался Гена. - Что, Вовка не может бегать за курицей?
Не дожидаясь конца перебранки, я взял вахтенный журнал и выписал из него наиболее драматические моменты.
День первый. Приехали. Поели. Покурили. Гена решил по рации поговорить с Молодежной и начал орать в микрофон. 'Я - поезд! Я - поезд! (Это он-то поезд!) Прошу на связь! Прием'. Орал он минут пятнадцать, пока нам с Ваней не надоело: мы-то знали, что антенна не присоединена.
День второй. Арнаутов, будучи дежурным, не вынес из балка мусор. Он заявил, что вытаскивание мусора мешает ему сосредоточиться на ждущих своего решения проблемах науки. Нужно будет сказать Санину, чтобы он писал с Арнаутова отрицательного типа.
День третий. Пообедали вчерашними штями. Взяли десять монолитов. Арнаутов чистил с хвоста селедку. Ночью мы с Ваней дружно проклинали этого повара!
- А почему? - торжествовал Арнаутов. - Весь вечер, не щадя себя, я кормил этих людей отличной селедкой. Разве я виноват, что они выпили по ведру воды и всю ночь бегали в одном белье из балка в Антарктиду?
Обитатели балка дали в мою честь обед: щи из свежей капусты, вареная курица и бутылка вина.
Мы пообедали и отправились пилить алюминиевой пилой монолиты и упаковывать их в мешки. Этих мешков с прошлогодним снегом с большим нетерпением дожидались московские геохимики. Боже, какой поднялся крик, когда я взялся за один монолит руками в варежках! Этот оскверненный монолит был немедленно забракован и отброшен прочь, а мне предложили пять раз повторить и вызубрить наизусть чеканную фразу: <Науку нужно делать чистыми руками!' Я честно признал свою ошибку, но, несмотря на мое раскаяние, Терехов перебросил меня на самую черную работу: перетаскивание мешков с монолитами от карьера к балку.
Заготовив и упаковав последний монолит, мы забрались в спальные мешки, решительно отвергли вкрадчивое предложение Гены угостить нас селедкой и заснули мертвым сном. Ночь прошла спокойно. А утром, в самый разгар спора Гены и Димдимыча о том, кто из них более отрицательный, в балок вошел океанолог Шахвердов. Он поздравил нас с окончанием зимовки в Антарктиде и велел быстро собираться, поскольку у порога 'рычит и бьет копытами трактор'.
И мы поехали домой, на 'Обь'. Димдимыч сбежал от Гены в кабину, к механику-водителю Володе Сенчихину, а Гена, потернв своего извечного оппонента, обрушился на Шахвердова, который вздумал кощунственно оспаривать редкость фамилии Арнаутов.
- Смотрите, он даже не покраснел! Сказать такое и не покраснеть может только человек, лишенный моральных устоев! Арнаутов - это звучит гордо! В Одессе есть Арнаутская. А Шахвердовская? Где есть Шахвердовская, спрашиваю тебя? Ну где?
Когда наш пестро разукрашенный балок остановился на барьере у борта 'Оби', нас встретили дружными выкриками: 'Труппа приехала! Представление!' Под овации публики мы взошли на борт, и Гена, благодушно кивая, говорил:
- Спасибо, друзья, спасибо, тронуты до слез. Отзимовали в Антарктиде, на куполе. Тяжелая была зимовка, скажу вам. Вот спросите Марковича, он подтвердит!
Три новеллы
Капитан Купри оказался прав: погода изменилась, крупная зыбь взломала льды, сковавшие 'Фудзи', и освобожденный из плена ледокол своим ходом ушел в Кейптаун. Это мы узнали буквально за несколько часов до расставания с Молодежной. Японцы сообщили, что 'Фудзи' уже выбрался на чистую воду и теперь находится вне опасности. Они сердечно поблагодарили Купри и Сенько за неоценимую моральную поддержку и выразили уверенность, что наша славная 'Обь' благополучно завершит свою пятнадцатую антарктическую программу.
И мы, простившись с Молодежной, взяли курс на Новолазаревскую.
В дни этого перехода я услышал много разных историй, а три из них произвели на меня особое впечатление.
ПОСЛЕДНЯЯ УПРЯЖКА
Эту историю мне рассказали еще в Мирном до того, как я познакомился с Павлом Кононовичем Сенько. А познакомившись, долгое время ждал удобного
