- Абстрактно ты, конечно, прав. Но чаще всего, друг мой, добротой называют слабость, а здесь, сам понимаешь, такая доброта смертельна. Сегодня, Андрюша, мне самому хотелось, чтобы ты меня погладил, как щенка, этакие, черт бы их побрал, горькие веточки вдруг начали царапать горло. Но ты меня отстегал - не подумай, что я жалуюсь, за дело! - и тогда я от боли пошире открыл глаза и оглянулся. И все встало на свои места: дело стоит, люди ждут от тебя необходимого слова, жизнь продолжается... А что это нас с тобой на лирику потянуло?
Андрей так долго не отвечал, что я даже привстал с постели и хотел к нему подойти, но тут он заговорил:
- Видишь ли, Сережа, подводя итоги, становишься добрее. Начинаешь мучительно вспоминать, не оставил ли ты каких-либо неискупленных обид на земле, подсчитываешь моральные, так сказать, утраты. И скажу тебе, как на исповеди: более замечательного чувства я в своей жизни не испытывал. Попробуй, Сережа.
Мне стало горько. Я встал, подошел к Андрею, сел на его кровать.
- Успею еще...
- А то, как я, попробуешь, а уже поздно будет.
- Андрюша,- сказал я,- дорогой ты мой человек, это не для таких, как я. Время еще не пришло. Мы работники, у нас дел по горло, только попусти - все вмиг пойдет прахом. Добро, кто-то хорошо сказал, должно быть с кулаками. Рука, разжимающая кулак,- безвольная рука.
- Я прав, ты прав, он прав,- улыбнулся Андрей.- И все-таки подумай над тем, что я тебе сказал. Ну, спокойной ночи. Пусть нам приснится Валдай, самый хороший клев и вокруг - ни одного конкурента! Идет?
'...Вот я и отчитался перед тобой, родная, теперь ты все знаешь. Андрей давно уснул, и я надеюсь, что ему снится любимый Валдай, лещи да окуни, которых он таскает одного за другим. Когда я говорю или делаю что-нибудь, у меня всегда бывает ощущение, что он рядом и каждое мое слово, каждый поступок проверяет с предельной беспощадностью. Сегодняшний день многому меня научил: меня обижали и я обижал, а в конце концов получилось, что мы квиты. Некоторые, я знаю, считают меня сухарем, они не видят за моей постоянной твердостью живых человеческих чувств. Если б они могли знать, как я хочу увидеть тебя, твои глаза, твое лицо, всю тебя. Но дать сейчас себе поблажку, размагнититься - значит, сдаться на милость самому страшному врагу полярника - безнадежности. И я не сдамся ради них самих, ради тебя, ради самого себя, наконец! До свидания, родная, видишь, все-таки - до свидания!'
Семенов выключил свет и лег в постель.
Так закончился на станции Лазарев первый день второй зимовки.
ФИЛАТОВ
Моя вахта от нуля до четырех утра - повезло, все равно на станции никто не спит, кроме Нетудыхаты. У Вани с Пуховым соревнование, кто кого перехрапит: такие рулады выдают - что тебе Магомаев! Груздев до того озверел, что среди ночи со спальным мешком удрал досыпать в камбуз. Досыпать - это так говорится, нынешней ночью по станции лунатики шастают.
Сидел я за стеклянной перегородкой, полный жизни и веселья, и думал об окружающей меня действительности. А была она так прекрасна и удивительна, что хоть пой пионерские песни. Разве что дизелек наш пыхтит без энтузиазма в годах дизелек, пенсионного возраста, не ожидал небось, что снова призовут на действительную. Если больничный листок возьмет - запасного-то нет! Не предусмотрено планом, что люди в этой преисподней зимовать будут, значит, и запасной дизель не предусмотрен. Морозы на Лазареве, конечно, не те, что на Востоке, но и, прямо скажем, посильнее, чем в Сочи. И ветерок такой бывает, что голову не высунешь - отвинтит...
Заснуть бы на эти полгода! Что я здесь делать буду - полгода? Целых полгода сыреть в этой дыре, по сто раз на дню видеть Дугина, хоть белугой реви: 'За что?' Лев Николаич Толстой, светлый гений, спрашивал: 'Много ли человеку надо?' Мне - совсем почти что ничего! Отзимовал я, заработал свои деньги и хочу одного: дайте мне пожить не медвежьей, а людской жизнью. Ну, лес, грибы, рыбалка, на месяцок в Гагру с Надей, если она дожидается... Много я прошу, что ли? Другим все это само в руки падает, как туземцу кокосовый орех, а я ведь мерз, как собака, вкалывал, как вол, сколько раз чуть сандалии не откидывал! Так нет, на роду написано: невезучий ты, Филатов, человек - и баста. А зачем человеку воздух коптить, если он невезучий? Саша говорит: а ты усмотри себе в жизни мечту и тянись к ней. Может, это и есть главная мудрость нашей быстротекущей жизни, но если, черт меня побери, я никак не могу ее усмотреть, эту мечту? Женька Дугин - тот усмотрел: прозимует последний разок, купит дачу, машину, женится, нарожает маленьких Дугиных и будет по вечерам смотреть телевизор в свое удовольствие. Такая мечта, дорогой док, меня вдохновляет, как манная каша: на материке мотаться от дачи до родильного дома...
На огонек зашел Костя Томилин.
- Здравствуйте, товарищ вахтенный механик. Как настроение, боевой дух?
- Пошел ты...
- Ясно, Веня. Мальчик хочет домой, мальчик истосковался по жигулевскому и любви.
- Трепло. Находка для шпиона.
Костя зверски зевнул, присел на табуретку. Парень он гвоздь, хотя тоже из семеновских любимчиков. Но говорить с ним можно о чем хочешь, ни чужих, ни своих секретов Костя не продаст. И кореш надежный и радист - один на сто, будь я начальником - сам бы его за собой таскал.
- Ты ж на вахте,- напомнил я.
- Магнитная буря, эфир взбесился.- Костя снова зевнул, с завыванием.Ладно, Веня, дома отоспимся. Подумаешь, год! Оглянуться не успеешь. Вот какой я себе план наметил, Вениамин Григорьич. Как только вернусь домой, первым делом в баньку, к дяде Семе, чтоб он из меня всю эту стужу выжал. Потом в пивбар, чешское под рачков и скумбрию. А потом... Прости меня, благоверная, душа трепещет, давай поиграем в любовь и дружбу! Эх! Сам завидую...
- Знаешь, что бы тебе сказал Пухов?
- Догадываюсь.
- 'Как не стыдно, товарищ Томилин, нести жеребятину, вы же интеллигентный человек, классику читаете!'
Костя засмеялся.
- Точно, он и на Большой земле будет спать в обнимку со своим радикулитом! Ну, твоя очередь, что будешь через год делать?
- У тебя, Костя, нет взлета фантазии. Банька, пиво, скумбрия... Нам с Пуховым стыдно за вас, товарищ Томилин. Я в Гагру поеду. Домик там есть на горушке, протянешь из окна клешню - мандарины, желтенькие, кругленькие... Арчил Шалвович Куртеладзе - хозяин, старый мудрый джигит. Только, говорит, дай телеграмму - будет тебе, Веня, комната с видом на море, виноград и шашлык от пуза, девочки с голубыми глазами... Вот это жизнь!
- А ты в зеркало на себя давно не смотрел? Фотокарточкой для голубых глаз не вышел.
- Томный ты человек, Костя. Для ихней сестры не фотокарточка самое главное.
- А что?
- Ты не поймешь, образования не хватит. Главное для них, товарищ Томилия,- это шарм... Легок на помине!
- Вы обо мне? - Пухов присел, вздохнул.- Не снится... В мои годы сон вообще проблема, а тут еще такое...
- Принесло нытика...- Костя вполголоса выругался.
- Кроссворд от нечего делать решаю,- поведал Пухов.- Веня, тут по вашей части: 'деталь дизеля', восемь букв, третья 'р'.
- Где это кроссворд неразгаданный нашли?
- Я старые резинки подчищаю. Так что бы это могло быть?
- Форсунка, наверное.
- Фор-сун-ка,- Пухов чмокнул губами.- Подходит. Спасибо, Веня.
- Еще что-нибудь?
- Ну, если вы так добры... 'Частиковая рыба' не получается, шесть букв, пятая 'д'.
- Сельдь не подойдет?
