А сейчас ни радости, ни гордости - стыд. 'Нашли звезду с обратным течением времени...' Вот не думал, что наилучший способ такого поиска - удирать с субсветовой скоростью от предмета поиска!
Снова воцарилась тишина в отсеке. Унылая тишина.
- Ну что? - нарушил ее Стефан. - Надо начинать торможение... - поглядел на капитана.
И все посмотрели на Кореня. Он сидел, сложив руки на груди. Усмехнулся.
- По-дурному пятнадцать лет летели не в ту сторону, теперь так же подурному сразу и тормозить... Будто самосвал со щебенкой, чтоб на забор не наехать. Еще бы, это же ОЧЕВИДНО! То было очевидно, что надо туда лететь, а теперь сразу очевидно, что надо тормозить и поворачивать... Не слишком ли много 'очевидного'!
- '... как тот, кто заблуждался и встречным послан в строну другую', продекламировал Март; у него была склонность цитировать поэтов.
- Насчет заблуждения верно, - скосил глаза в его сторону капитан. - Вот только 'встречного', который объяснил бы дальнейший маршрут и вообще что к чему, нет. Надо самим. Несколько дней инерционного полета сейчас ничего не изменят. А вот необдуманный расход аннигилята - многое. Решит же ситуацию, в которой мы очутились, прежде всего глубокое обдумывание ее - с обсуждением и спорами. Понимаете... - он оглядел всех. - Мир-то, оказывается, не такой. От самых глубин. Вот и надо повникать. А уж тогда соответственно действовать.
- Правильно, поддерживаю! - пробасил Бруно. - Светлая у тебя все-таки голова, Иван.
- Куда уж светлей... - тот поднялся. - Особенно с гирокомпасом. Десять лет назад могли разобраться - или хоть насторожиться, десять лет!.. Ладно. Отдыхайте, потом продолжим.
2. Парадокс Марины Плашек
I.
Небо над городом покрылось тучами, потемнело. Только западный край его подсвечивало солнце.
Искр поднялся, тронул рычаг: над балконом развернулся тент. Почти тотчас по нему застучали капли дождя.
- Дождь! - Галина протянула руки, подставила ладони под большие капли. Смотрите, идет 'слепой дождь'!
Косые струи, подсвеченные низким солнцем, забарабанили по тенту, рассыпались радужной пылью на крышах соседних домов, образовали ручьи и лужи на асфальте. Люди попрятались под деревьями, улица обезлюдела. Только машины сновали по мокрой автостраде.
Астронавты молча и жадно всматривались в затуманившуюся картину города среди нахмурившихся гор.
- Сейчас будет молния! И гром! Ну!... - воскликнула Крон.
- Молнии не будет, грома тоже, - сказал председатель. - Вечерняя поливка города: промыть улицы, освежить воздух. Через минуту кончится.
Верно, через минуту тучи растаяли в синеющем небе. Заблестели под солнцем крыши, над асфальтом поднялся пар.
- Жаль... - вздохнула Галина, села.
... Искра скаэал это автоматически, дал справку, как робот. Сам думал о другом, об услышанном только что. Мысли были тревожные, почти панические - в ключе: этого еще нехватало!
Он хорошо понимал состояние астронавтов 'Буревестника', узнавших, что летят не туда. Люди готовили себя к подвигам, трудам и опасностям, а попали в дурацкое положение. Да если бы только они!.. Обратное течение времени. Открыто не в лаборатории под микроскопом - во Вселенной. Как мощное явление. И вполне возможно что равноправное с обычным.
Остап перебрал в уме звездные экспедиции за эти семь десятилетий. Их было послано четырнадцать. Не вернулись, потому что еще рано по срокам, три. Не вернулись, хотя все сроки прошли, то есть, видимо, погибли - четыре; включая и 'Буревестник', кой теперь вроде как ожил. Те семь, что вернулись и привезли интересные наблюдения и результаты, все они летели ТУДА. То есть подтвердили, по большому счету, что мир такой. Каким его видим.
... А что если и те три 'погибшие экспедиции' мы поспешили списать? Если и те астронавты как-то вернутся или дадут о себе знать? Это почти наверное будет означать, что и они столкнулись с какими-то суперявлениями и супероткрытиями во Вселенной, смешавшими все их карты; то есть по-крупному, что мир НЕ ТАКОЙ.
- Рассказывайте дальше вы, Марина, - предложил Март. - Вы принимали более активное участие в диискусси, чем я. Один ваш парадокс многого стоит!..
- Если бы его не высказала я, его высказали бы другие, - улыбнулась та. Это витало в воздухе. Понимаете, - повернула она голову к Искре, - мы, что называется, завелись. Почувствовали злость исследователей, даже ярость...
- У Бруно это точно была ярость, - усмехнулась Галина.
- Да. Но он-то и задал тон всему.
II.
Ярость это была, или что-то иное, но за часы, на которые они расстались, произошло то, его не могли добиться от Аскера за годы - ни намеками, ни подтруниваниями, ни прямыми замечаниями: он похудел. В отсек управления он пришел пострйневший и даже, кажется, помолодевший. Чисто выбрит, движения и жесты собранно-четкие; и в глазах действительно затаенный гнев исследователя, гнев мысли.
- Прежде всего приношу свои извинения нашим женщинам, - начал он, едва войдя в отсек, - за то, что вел себя неподобающим образом: повысил голос, наговорил резкостей... - И голос у Бруно стал четче, яснее. - На самом деле они - прежде всего Галинка - правы. Действительно произошло величайшее открытие - и мы на острие его. Так ли, иначе ли, по-дурному, по-умному... без нас не обошлось. Теперь предаваться унынию, распускать нюни, самобичеваться пустое дело. Словом, я был неправ, а Галина права. И Марина тоже.
Физик повернулся к ним, сидевшим рядом в углу, чопорно склонил лысую голову.
- Еще раз прошу простить...
Галина порозовела, с улыбкой кивнула. Марина поступила иначе: протянула руку тыльной стороной ладони вперед. Бруно понял, сделал шаг, поцеловал руку. Такое астронавты видели только в старых фильмах.
- Ага, можешь, - невозмутимо одобрил Корень. - Теперь давай высказывайся по существу. Я ж вижу, что тебе есть что сказать.
- Еще как есть-то... Понимаете, мы пожинаем сейчас плоды многовековой трусости мышления.
Физик не сел в кресло, ходил около него, останавливался, опирался на спинку. Будто возле кафедры в университетской аудитории, а не на мчашем в неизвестность звездолете.
- И трусости, как ни прискорбно, именно физиков - в том числе и меня. Ведь в плане теоретическом что произошло? Да ничего особенного: математическиерешения со знаком 'минус' надо уважать точно так, как и решения со знаком 'плюс'. Только и всего. Это все мы ы школе проходили...Тем не менее в истории науки, истории фундаментальных открытий только один человек имел мудрое мужество так сделать. Вы знаете имя этого человека, потому что благодаря ему существует звездоплавание. Он открыл для него антивещество...
- Дирак, - негромко молвил Корень.
- Да. Поль Адриен Морис Дирак, первая половина ХХ века. Он построил теорию материи, по которой вещество порождается вакуумом как флюктуации этой плотнейшей среды. Вакуум, пространство - океан, вещество рябь на поверхности его... В смысле математическом эти флюктуации - решения квадратного уравнения. А их, как известно, два: одно с + перед корнем, другое с минусом. С плюсовым решением было ясно, это обычное вещество. Минусовое не с чем было отождествить, его по всем канонам полагалось отбросить. Но Дирак предположил, что и оно описывает вещество, только пока неизвестное нам: в нем противоположны знаки зарядов. У атомного ядра он отрицателен, а у электронов положителен... Дальше вы знаете: открытие позитрона, открытие антипротона - и так до синтеза антивещества. Дирак же предсказал и явление аннигиляции вещества и антивещества с выделением огромной энергии: ведь + и - взаимно уничтожаются. Т.е. тоже из самой простой математики.
- Он получил Нобелевскую премию, высшую награду для ученого в те времена, был вознесен, канонизирован... а теорию его, между тем, потихоньку удушили подушками. В ту пору свирепствовал 'кризис физики': резкое противоречие новых фактов естествознания с прежними представлениями о мире и себе - что первичны тела (то есть и мы, ибо мы тела), пространство это пустота с полями и все такое. Должен сказать, что кризис этот не прекратился до сих пор, просто о нем перестали говорить. Больше того: сейчас мы с вами такие жертвы этого кризиса, как в давние времена банкроты и безработные были жертвами кризисов экономики.
- Выбор был не между частностями, теоретическими направлениями - а грубо прямой, между крайностями: или этот мир таков, как мы его воспринимаем, с телами и пустотой между ними, или совсем иной: есть плотная мировая Среда, а в ней различимы нами лишь неоднородности-флюктуации; они и есть 'тела'. Так вот, теория Дирака подтверждала именно Среду - и такой плотности, что против нее прежние модели - мирового эфира и тому подобное - были жалки: ядерной! И вещество действительно порождалось Средой просто и прямо, не только в смысле математическом. Это означало то, до чего сейчас дозреваем мы и, в частности, капитан Корень: мир совершенно не такой.
- И... все корифеи естествознания перед этой моделью, перед перспективой общего потрясения умов - струсили. Да извинят меня дамы, навалили в штаны. Валили они в них и потом, вплоть до нашего времени...
- Включая и тебя, - безжалостно заключил Корень. - Ты ведь тоже на Земле в корифеях ходил.
Бруно побагровел по самую лысину, замолк. Потом сказал с трудом:
- Да, включая и меня. И виноват наиболее в происшедшем здесь именно я. Одним своим присутствием, кое избавляло остальных от необходимости глубоко думать. Ну еще бы, с нами такой авторитет!.. Ухх... - он постучал себя по широкому лбу кулаком, крепко постучал.
- Ладно, так что там дальше с теорией Дирака? - направил разговор Летье.
- Что?.. Наиболее блестяще подтвердившаяся теория естствознания была отвергнута. Антивещество приняли, математический аппарат,
