витринах были выставлены самодельные кружки, сохранившиеся письма, шинель.
– Лагерь просуществовал до сорок девятого года? – спросила я.
– Да.
– Куда потом отправили заключенных?
Женщина посмотрела на меня с непониманием:
– Вы, должно быть, не знаете. В сорок девятом году произошла трагедия, в результате которой военнопленные погибли. – Мы с Женькой переглянулись, а Ирина принялась объяснять: – В то время началась разборка Рождественского храма, который построили в середине девятнадцатого века, считалось, что никакой ценности он не представляет. Монастырь после революции был закрыт, успел основательно обветшать, вот и решили строительный материал пустить на хозяйственные нужды. Разборкой храма военнопленные и были заняты. В северном притворе хранилась взрывчатка, в результате неосторожного обращения с ней двадцать пятого апреля произошел взрыв, все военнопленные погибли.
– Двадцать пять человек? – спросила я.
– Да. На тот момент там находилось двадцать пять военнопленных. Вон их фамилии, – указала она на одну из витрин.
– Погибли только военнопленные? – уточнила я. – Никто из охраны не пострадал?
– Охраняли их всего восемь солдат, по четыре в смене, – пояснила Ирина. – Места здесь в то время были глухие, пленные свободно передвигались по деревне, без всякого конвоя. На ночь их запирали в монастыре, днем они работали на разборке храма. Когда произошел взрыв, рухнул свод, и все, кто в тот момент находился внутри, погибли. Все четыре охранника, по счастливой случайности, были на улице и остались живы.
– А что за взрывчатка там хранилась? – спросила Женька.
– Рядом строили железную дорогу, почва здесь каменистая, в общем, для нужд строительства.
– Довольно странно держать ее в такой близости от военнопленных.
– Вы имеете в виду, что они могли ею воспользоваться? Но зачем? Война закончилась. Бежать? Куда? Здесь на сотни километров непроходимые леса. Немцы ждали возвращения домой и о побеге не помышляли. К тому же склад был заперт и, разумеется, охранялся.
– Вы сказали, взрыв произошел в результате чьей-то халатности?
– Да, была создана комиссия, главный инженер строительства давал объяснения, как это все произошло.
– Виновных наказали?
– Собственно, виновных не было, то есть ничего конкретно установить не удалось. Несчастный случай, такое бывает. Может быть, взрывчатку неправильно хранили, как-то не так складировали. Я в этом не особенно разбираюсь. Завал, образовавшийся после взрыва, пытались расчистить, но… техника тогда требовалась на строительстве железной дороги, и рабочих рук не хватало.
– И тела пленных до сих пор остаются под завалами?
– Сейчас там ведутся работы. Если останки будут найдены, их захоронят на городском кладбище. Хотя вряд ли там что осталось. Взрыв был очень мощный, да и столько времени прошло… Через несколько месяцев в монастыре уже была тюрьма.
– А это место просто огородили забором, – подсказала Женька.
– Да, все так и было. Несколько раз собирались разобрать завал, но… Только теперь, когда монастырь передали епархии…
– А фамилии солдат, охранявших пленных, имеются? – спросила я.
– Да, конечно. Вон та шинель принадлежала одному из них, Рогожину Семену Ильичу. Его потомки до сих пор живут в Рождествене.
– Так он был из этих мест?
– Вот этого не скажу.
– Послушайте, – не выдержала Женька. – Неужели ни у кого до сих пор не возникло вопроса: а был ли этот взрыв случайным?
– Что вы имеете в виду? – не поняла Ирина и тут же нахмурилась. – Что вы… местные жители относились к пленным с большой теплотой. Конечно, в первое время они их чурались, но потом даже подкармливали. И немцы помогали местным чем могли, в деревне же остались только старики, женщины и дети, без мужских рук, сами понимаете… помогали что-то починить, подправить. Я уже говорила, пленные свободно передвигались в пределах деревни, местные к ним быстро привыкли. Возможно, не все относились к ним по-дружески, но никаких инцидентов не было. Сохранилось несколько писем военнопленных к своим родственникам, так вот о жителях деревни они отзывались с благодарностью.
– Ага, сплошной праздник, а потом ба-бах – и двадцать пять человек отдали богу душу, – пробормотала Женька.
– Вот, кстати, фамилии солдат охраны. По воспоминаниям, у них с пленными были отношения едва ли не дружеские.
– Не сомневаюсь, – вновь буркнула Женька, я тем временем изучала список фамилий. Восемь человек в алфавитном порядке: Авдеев, Григорьин, Коноплев, Петренко, Плещеев, Рогожин, Снитков, Яшутин.
Конечно, я первым делом обратила внимание на фамилию Петренко. Петренко Степан Иванович. Только имя, фамилия и отчество. Но они полностью совпадали с фамилией, именем и отчеством отца Кошкиной, так что я была уверена, это он и есть. Еще три фамилии привлекли мое внимание.
– Какая фамилия у наших сестер? – спросила я Женьку, хотя сама прекрасно помнила.
