- Хочешь сказать, что Корней с Федором думают сменить Вячеслава из Мономашичей на Вячеслава из Святополчичей?
- Так племянник же! И на Мономашичей зол! И...
- Ну, ты загнул! - перебил Алексей, но уверенности в его голосе не чувствовалось.
- Да ты же сам говорил, что Вячко Клецкий может полесское боярство поднять и возглавить! Для чего, ты думаешь, Корней с Федором надумали его в Пинск вызвать?
- Я говорил, что это глупость! И сейчас то же самое скажу! Туровские земли почти со всех сторон Мономашичами окружены, задавят!
- Но соблазн-то какой! Сами нашествие отбили, сами князя себе выбрали. Да поместное боярство только о том и мечтает!
- Опять бояре... - Алексей поморщился. - Только и думают, что о своей выгоде, а во что это оборотиться может...
- Боярин боярину рознь! - Осьма снова заговорил менторским тоном. - Это княжьи людишки только и мыслят, что урвать побольше с земли, да еще и от князя милости получить - им более жить не с чего! А поместное боярство в обустройстве земли заинтересованно, в неизменности порядка и в изжитии временщиков, которые сегодня здесь, а завтра вместе с князем в иное место подались. А после них - хоть трава не расти. А тут случай такой князю сказать: 'Или ты правитель наш, или перекати-поле. Если правитель, то совершай деяния правителя, в благополучии своей земли заинтересованного, а если перекати-поле... так и катись! На тебе свет клином не сошелся'9! После того, как полоцкое нашествие отобьют, у многих, знаешь ли, в головах кружение начнется.
- Его еще отбить надо. - Алексей на секунду задумался, а потом отрицательно покрутил головой. - Нет, Корней муж умудренный, на такие дела не пойдет.
- Да ты подумай! Соблазн-то какой: племянник на княжьем столе, которому деваться некуда, а потому он по рукам и ногам повязан - хочет не хочет, а советов будет слушаться и льготы, какие потребуют, даст. А еще...
- Хватит! - в тоне Алексея начала проскальзывать злость. - Что ты меня, как девку уламываешь? Не верю я, что Корней на соблазн поддастся, не тот он человек. Боярин Федор... да, этот мог бы, но он без Корнея никто и ничто, ты сам вчера все видел и слышал.
- Ладно, нет, так нет! - неожиданно покладисто отозвался Осьма. - Нам же хлопот меньше. Слушай, Леш, а расскажи-ка мне про Нинею, а то все: волхва, волхва, а я и не знаю ничего про нее.
- А я тоже почти ничего не знаю. Взял бы, да навестил ее сам, оказал бы уважение, подношение какое-нибудь сделал, побеседовали бы...
- Ну уж нет! Чур меня! - Осьма мелко перекрестился. - Никифор, вон, сходил один раз, теперь за версту Нинеину весь обходить станет.
- Ну, это он сам виноват! А я - ничего: сходил, поговорили, обнадежила, что Саввушку вылечить можно. Зря ты так, Осьмуха, она не злая совсем. Строгая - да, мудрая - таких еще поискать, и... ну, волхва, одним словом.
- А о чем говорили-то? Кроме Саввы, конечно.
- Да как-то... - Алексей на некоторое время задумался. - Х-м, а знаешь, она-то почти ничего не говорила, это я ей, как-то так вышло, все про себя рассказал, даже такое, о чем и думать позабыл, даже такое, что и не рассказываю никогда... - Алексей удивленно уставился на Осьму. - Надо же! Я только сейчас и подумал... это ж она меня... м-да!
- Угу, а сам говоришь: 'сходи'. - Осьма задумчиво поскреб в бороде. - Вот так возьмет и вывернет наизнанку...
- Что, есть, что скрывать?
- У всех есть. А с чего ты взял, что она мудрая, если, как ты сказал, она почти ничего не говорила? - купец нагнулся вперед и попытался заглянуть собеседнику в лицо. - Строгая, мудрая, чего-то ты еще про нее добавить хотел. С чего бы вдруг, если она все больше помалкивала, а ты один там распинался?
- Знаю и все! Чего ты прицепился-то?
Удивление у Алексея начало потихоньку сменяться злостью, Осьма это заметил и попытался успокоить собеседника:
- Да ладно, не горячись ты так, ну, выспросила, ну сам не заметил... на то и волхва. К попу-то на исповедь ходишь, и ничего.
- К попу, сравнил! Попы так не умеют... или умеют? Не слыхал?
- Греки точно не умеют, - ответил Осьма - а наши, может быть кто-то и может, но им нельзя - вера не позволяет... вроде бы.
Некоторое время ехали молча. Алексей насупился и мял в кулаке повод, видимо переживая то, как обвела его волхва, Осьма деликатно помалкивал, время от времени испытующе поглядывая на спутника, ожидая, когда тот немного успокоится и можно будет продолжить разговор. Однако Алексея, видимо, 'зацепило', он пробормотал:
- Вера не позволяет... а ей, значит, позволяет... - и погнал коня размашистой рысью.
Осьме не оставалось ничего другого, как пуститься вслед за ним.
Алексей держался в седле с обманчивой небрежностью истинного мастера, казалось, едва касаясь стремян носками сапог - сказывалась степная школа - Осьма, несмотря на мешковатость телосложения, тоже, в ритм скачки, взлетал над седлом так, словно утратил чудесным образом половину своего веса. Так бы, наверно и скакали, пока не пришла бы пора перейти на шаг, давая роздых коням, но со стороны вьючной лошади начал доноситься какой-то ритмичный звук - то ли работники что-то плохо уложили в тороках, то ли плохо закрепили саму поклажу. Осьма только время от времени оглядывался, с выражением досады на лице, но не просил Алексея остановиться - ждал, пока быстрая скачка развеет дурное настроение спутника. Дождался он как раз обратного - Алексей осадил коня и буркнул:
- Не слышишь, что ли? Скотину бы пожалел, намнет же спину. - Помолчал немного, дождавшись, пока купец, неразборчиво ворча под нос, оправит сбрую, и спросил: - Ну, чего еще узнать хочешь? Вижу же, что хочешь.
- Тут такое дело, Леша, - Осьма с притворным кряхтением поднялся в седло и излишне внимательно принялся разбирать поводья - ты бы не горячился. Понимаешь, ты - воин, твое дело воевать, я - купец, мое дело торговать...
- А Нинея - волхва, - перебил Алексей - ее дело колдовать! Но мы с тобой еще и христиане, а потому колдовство...
- Да погоди ты! Колдовство, колдовство... много тебе вреда с того колдовства было? Она в глуши живет, появился новый человек, она его и расспросила... гм, по-своему, конечно. А как ей еще узнавать, что в мире творится?
- Ага, заботливый ты наш, чего ж сам-то к ней не идешь, тоже, наверно, новостей кладезь?
- Ой, ну перестань ты, точено дышло! - Осьма, утвердившись, наконец, в седле, тронул коня шагом. - Лучше, вот что мне скажи: не возникало ли у тебя, после разговора с ней, каких-то желаний неожиданных? Ну... - Осьма поколебался, подбирая слова - как будто что-то толкнуло изнутри или голос какой-то подсказал.
- Ты что, хочешь сказать...
- Да ничего я не хочу сказать! Просто припомни. Ну, скажем, ты, вот, крест Лисовинам целовал. Это у тебя как-то неожиданно случилось, или обдуманно?
- Не попал, Осьмуха! Я об этом еще, когда сюда ехал, размышлял, а про волхву тогда и не ведал ничего.
- Угу. А что-нибудь другое... так, чтобы ни думал, не гадал, а вдруг само выскочило?
- Я, не думая, ничего не делаю! Отучила жизнь! Или сам не таков? А?
- Ну... как тебе сказать? - Осьма слегка пожал плечами. - Жизнь, она, конечно, думать приучает. Значит, ничего такого за собой не замечал?
- Нет же, говорю тебе!
- А если Анну поспрошать? Со стороны-то виднее...
- Осьмуха!!! Я те сейчас так поспрошаю!
- Да что ж ты, точено дышло... я же не любопытства ради!
