последствиями былых ранений, вряд ли его осанка была всегда такой бравой, а движения столь выверено- точными - годы, как ни крути, берут свое. Но сейчас...
Он спокойно стоял позади туши убитого отроками коня Анисима и не смотрел на приближающегося Алексея. Мишка проследил его взгляд и увидел сухонькую старушку, стоявшую возле Матвея в группе раненых женщин, но не потому, что сама была ранена, а потому, что поддерживала девчонку с окровавленной головой. Она тоже смотрела на мужа спокойно и сосредоточенно - бывает, между мужчиной и женщиной, особенно долго прожившими вместе, такой обмен взглядами, которым можно сказать больше, чем тысячью слов.
Когда Алексей приблизился, старик по-рыцарски сделал несколько шагов в сторону, чтобы труп коня не мешал поединку, но на вежливый поклон противника не ответил. Это вовсе не было с его стороны невежливостью или намеренным оскорблением - просто, как понял Мишка, этот человек уже шагнул за ту грань, где почти все земное представляется пустой суетностью, а старший наставник Младшей стражи, не был для него ни коллегой-воином, ни даже просто человеком, а лишь воплощением зла, которое надлежало уничтожить... если получится.
Алексей сделал еще один шажок, и пространство между противниками мгновенно взорвалось мельканием и лязгом убойного железа. Одного поединщика защищала кольчатая броня и железный шлем, а другого только белая льняная рубаха, но в бою с таким, как Алексей, главной защитой была не броня, а подвижность, да и не потянуть, наверно, было старику поединок в полном доспехе.
Старший наставник Младшей стражи начал с 'классики' - тех выпадов и отбоев, которые разучивал с отроками, правда, в поединке 'обоеруких' воинов это выглядело несколько иначе, но все (или большинство зрителей) поняли все правильно. Звон и блеск оружия, как внезапно возникли, так же внезапно и оборвались - это в 'киношных' рубках воины бесконечно долго машут мечами, принимая всякие эффектные позы, у шоу свои законы. В реальной же схватке равных по силе воинов все происходит быстро - один-два, много - три, удара и отбоя, после чего кто-то из противников разрывает дистанцию, либо получив ранение, либо, для того, чтобы избежать его. На этот раз дистанцию разорвал Алексей.
Благосклонно покивав шлемом, словно говоря: 'Я тебя проверил - основы знаешь', он снова скользнул вперед, но теперь уже с легким смещением в сторону и едва заметным наклоном корпуса - один из 'фирменных' приемов, набор которых у каждого опытного бойца - свой. И что-то сразу пошло не так - левый клинок Алексея будто прилип к мечу старика, сразу же разрушив гармоничный ритм перекрещивания смертельных траекторий оружия. Старик воспользовавшись возникшей, едва уловимой заминкой, коротким энергичным отбоем отвел правый меч противника, заставив того раскрыться, и Алексею пришлось уже не просто разрывать дистанцию, а торопливо отскакивать. Неизвестно, чем бы это закончилось, но седовласый воин не сделал, казалось бы логичного, шага вперед и не попытался нанести добивающий удар. Скорее всего, подвели годы, и две короткие, но требующие всех без остатка сил и внимания, схватки дались ему нелегко.
Тут, наконец, до Мишки дошло, что было 'не так', что цепляло внимание, но поначалу не осознавалось. Старик принимал удары Алексея не на плоскую сторону клинка, а на острие! Мишка как-то уже привык к тому, что сталь на Руси XII века была величайшей редкостью баснословной цены. Везде, и в оружейном деле тоже, господствовало железо, разного (порой очень высокого) качества. Потому-то воины и берегли в бою железное оружие - столкновение мечей 'острие в острие' было чревато глубокими зазубринами, способными спровоцировать перелом клинка.
Мечи старика были стальными! Или, слишком уж превосходили качеством тот, который Алексей держал в левой руке. Эта догадка тут же и подтвердилась - Алексей, сделав еще шаг назад, бросил озабоченный взгляд на свой левый клинок. Мишке, с его места, не видна была зазубрина, но он был уверен в том, что она есть, и немаленькая.
Старик и на этот раз не воспользовался оплошностью противника, отвлекшегося на разглядывание своего оружия. Он стоял, опустив руки и тяжело дыша, к лицу прилила кровь, но голову он не опустил - снова смотрел на жену. Славная смерть для воина - последний бой на глазах у любимой (почему-то возникла уверенность, что действительно до сих пор любимой) женщины, два противника повержены и третий встречен достойно. Разве может это сравниться с медленным угасанием или предсмертными мучениями разъеденного болезнями тела? Старый воин уходил хорошо - красиво!
А вот Алексей про всякие красоты забыл начисто. Он снова двинулся вперед, но теперь показуха кончилась - Рудный Воевода встретил достойного и очень опасного противника, но решил, все-таки, убить его сам. Не победить в единоборстве, а именно убить, нимало не обинуясь средствами достижения цели или тем, как это будет выглядеть со стороны. И еще: он мог бы измотать противника - еще две-три таких же схватки, и у старика иссякнут силы, но по всему было видно, что тянуть время Алексей не собирается, все должно было решиться быстро, ибо этого требовал сидящий внутри Рудного Воеводы зверь, как и всякий зверь, либо нападающий, либо отступающий, но никак не раздумывающий, просто потому, что думать нечем и не о чем - работают инстинкты и рефлексы.
Снова короткий всплеск сверкания и лязга, казалось бы неправильное перенесение тяжести тела на левую ногу, и удар правой ногой по голени старика. Потом выпад, обязанный стать смертельным для теряющего равновесие противника, но зависший на полпути, потому что старый воин, уже в падении, перечеркнул своим оружием Алексея поперек живота. Короткий то ли вой, то ли вскрик и оба противника оказались на земле: старик - тяжело и неловко осев на подогнувшихся ногах, Алексей - завалившись на бок и скрючившись 'в позе эмбриона'.
Подняться старик уже не успел, да, кажется, и не пытался - лязгнул самострел Немого, и болт, ударив прямо в лоб, пресек земной путь старого воина. Его жена не издала ни звука, даже не охнула - она бережно усадила раненую девку, которую все это время поддерживала под руки и медленно, закусив губу и стиснув перед собой ладони, пошла к мужу. Пошла тихо, без плача и причитаний, но так, что никому и в голову не пришло ее останавливать. Все просто стояли и смотрели, как она идет, потом, как опускается рядом с телом мужа на колени и, склонившись, гладит его по лицу. Стояли и смотрели, как Немой снова поднимает взведенный самострел, и старуха падает на грудь мужа. Стояли и смотрели...
'Они жили долго и счастливо, и умерли в один день... Мы рождены, блин, чтоб сказку сделать былью... Что вы здесь делаете, Михаил Андреевич, может быть лучше было в Крестах загнуться?'.
А потом оцепенение кончилось. Кто-то кричал, кто-то ругался, заголосила, вдруг, одна из раненых женщин, Матвей, зло расталкивая попадающихся на пути, кинулся к сучащему ногами Алексею, а неизвестно откуда взявшийся рядом с Мишкой Варлам, издав что-то вроде змеиного шипения, начал наводить на голосящую бабу заряженный самострел.
Как Мишка ему врезал! Бывают такие удары, когда тело действует само, без участия разума - быстро, точно и сильно, не воспроизводя наработанное долгими повторами на тренировках движение, а напрямую превращая эмоциональный всплеск в мышечные сокращения. Эффект, наверно был бы меньшим, даже если бы Мишка ударил дубиной - у Варлама даже лопнул подбородочный ремень, и шлем слетел с головы, когда он бесчувственной тушкой грянулся наземь.
В этом ударе Мишка выплеснул все: и чувство внутреннего протеста, вопреки разуму и пословице про чужой монастырь, накапливающееся по мере раскручивания событий, и досаду от нелепой гибели Алексея (ранение в живот - верная смерть), и жалость к матери, и злость на Вторушу-Варлама, и смесь восхищения и сочувствия в отношении погибших стариков, и отчаяние от понимания того, что привел, фактически на убой, совершенно не подготовленных мальчишек... и много еще всякого.
Только к Немому претензий не было. Тот делал то, что должен был делать, а в отношении старухи поступил даже гуманно - стариков в полон не угоняют, а либо убивают, либо оставляют умирать на пепелище. Однако кто-то за пределами острога считал, видимо, иначе. Мишка еще только оглядывался в поисках наставника Глеба - именно в паре с ним теперь придется командовать - когда в затыльную часть шлема Немого звонко тюкнула влетевшая в проем ворот стрела. Практически одновременно с первой, прилетела и вторая, ударив в ладонь отрока Тимофея. Ударила и пробила навылет, взгорбив изнутри латную рукавицу, покрытую кольчугой только с внешней стороны кисти руки.
- Все от ворот!!! - в общем-то бесполезно, скомандовал Мишка - все и так шарахнулись в разные стороны. Только Тимофей, тупо уставившись на пробитую стрелой руку медленно оседал на подгибающихся ногах. Мишка кинулся к раненому, подхватил его сзади подмышки и потянул в сторону.
'Сейчас по второй стреле кинут... и не факт, что охотничьи наконечники кольчугу не пробивают,
